— Имеете! — прозвучало в зале.

— Полное право!

— А почему бы и нет!

— Еще как!

Но тут Зинька Федоровна подала свой авторитетный голос:

— Левенец — наш самый лучший механизатор.

Товарищ Жмак мгновенно тоже подключился:

— Мы не позволим распылять механизаторские кадры!

Решительным тоном он хотел наверстать безвозвратно утраченное. Выпустил инициативу из рук. Не в том направлении пошла сессия, ой не в том! Влетит ему, ой влетит! Нужно спасать положение, пока не поздно.

— Не позволим распылять! — повторил он категорически.

Но демократия порой не признает авторитетов, а только и норовит, как бы их столкнуть. Разумных аргументов слушать не хочет, потому что слышит только собственный голос. Уговоры презирает. Приказам не подчиняется. Угрозы отбрасывает. Запреты ломает.

А к тому же есть высшая степень демократии: подлинное и последовательное народовластие. Для него прежде всего — острое ощущение справедливости и высочайшая целесообразность в суждениях и действиях.

Зинька Федоровна и товарищ Жмак, сами того не желая, замахнулись на главные основы народовластия.

— Как это — не позволите? — заволновалась сессия.

— Что это такое?

— И почему механизатора нельзя избирать?

— Что же, механизатор не человек?

— И его нельзя председателем?

— Да я знаю заместителя министра, который когда-то был трактористом!

— А тот писатель, который к нам ездит, — он тоже трактористом был!

— Да нет, он дальше прицепщика не пошел.

— Зато потом бухгалтером колхоза был.

— Не путай грешное с праведным: бухгалтером каждый дурак сможет!

Колхозный бухгалтер, который тоже был на сессии, не удержался.

— Придешь ко мне меду выписывать — я тебе выпишу за дурака! — крикнул он.

Загремел смех, а смех, как известно, очищает или, как говорили древние греки, вызывает катарсис. Правда, катарсис греки чаще всего вызывали всякими трагедийными действиями, не останавливаясь даже перед изуверствами, на которые большими мастаками были их боги и герои мифов. Но о богах и о мифах мы еще поговорим при случае, а тем временем необходимо закончить с правительственным кризисом в Веселоярске.

Одним словом, сессия перешла к делу.

— Обсуждать кандидатуру! — раздались голоса.

— И голосовать!

— Левенец достоин!

— Хотим Левенца!

Обсуждение было единодушным. Грише слова не дали. Председательствование на сессии перехватил Вновьизбрать и успешно довел дело до конца.

— Теперь, говорится-молвится, — сказал он Грише, — проводи голосование об освобождении меня от обязанностей.

Гриша провел процедуру, Вновьизбрать освободили, записали благодарность, рекомендовали новому руководству использовать его советником на общественных началах. После этого Вновьизбрать провел голосование по выборам нового председателя.

Левенца избрали единогласно.

— Поздравляю и желаю! — первым пожал ему руку Вновьизбрать. — А теперь твоя первая руководящая речь, планы и все, как говорится-молвится!

Гриша, не имея опыта парламентской деятельности, пробормотал слова благодарности, что-то сказал о планах на будущее и наконец догадался попросить товарища Вновьизбрать сказать свое мудрое напутственное слово всем депутатам, сельисполкому и вообще Веселоярску.

Вновьизбрать согласился, пошел к трибуне, попил водички из графина, окинул взглядом зал и президиум, потом сказал:

— Говорится-молвится, дорогие товарищи, я еще бы поработал малость, хотя и стар, ибо сегодня какая же это старость? Сегодня, кажется-видится, уже старость не старость.