И я не мог этого сделать! Просто не знал как. В моей голове, правда, мелькнула мысль, что мне следует попытаться вообразить себя в своем мире, но из этого ничего не вышло. Та самая неизвестная энергия, которая сотворила чудо, действовала лишь в одну сторону.

Не буду говорить, как мне было плохо, когда я понял, что навсегда обречен оставаться на этой жуткой для меня полуцивилизованной планете. Сначала я даже хотел покончить жизнь самоубийством. Но я этого не сделал: ведь человек может адаптироваться к чему угодно. И я адаптировался.

— И чем же вы там занимались? Я хочу сказать, кем стали? — спросил Браззель.

Гаррик пожал плечами:

— Я мало был знаком с техникой и ремеслами этого выдуманного мира. Ведь я умел только одно — сочинять.

Я невольно заулыбался:

— Не хотите ли вы сказать, что начали писать фантастические рассказы?

Он серьезно кивнул:

— Что еще мне оставалось делать! Ведь я ничего больше не умел. Я начал писать о моем собственном реальном мире. Для всех остальных мои рассказы были яркой выдумкой, и они имели успех.

Мы рассмеялись. Но Гаррик был как никогда серьезен.

Мэдисон решил подыграть ему до конца:

— Как же вам удалось в конце концов вернуться из того мира, который вы придумали?

— Никак, — сказал Гаррик, тяжело вздохнув.

— Да ну, бросьте, — весело запротестовал Мэдисон. — Ведь ясно, что у вас это получилось.

Гаррик торжественно покачал головой и поднялся с кресла, собираясь уходить.

— Да нет, — грустно сказал он. — Я все еще здесь.