— Эулалиааааа!

Насмерть перепуганные часовые пустились наутек вниз по склону, съезжая по мелкой горной породе на своих хвостах, но были достойно встречены зайцами Дозорного Отряда, которые, едва услышав о начале схватки, бросились к вершине горы.

Бриони сидела, держа на коленях голову Покрова. Взор молодого хорька затуманился, дыхание стало хриплым и слабым. Казалось, слова Бриони доходят до него, словно из Темного Леса:

— О Покров, мой Покров! Ты меня спас… Почему?

— Иди… к себе в аббатство… больше не придется искать меня… Иди… дай мне уснуть!

Бриони ласково его покачала, как делала прежде, когда он был ребенком, и юный хорек навечно закрыл глаза.

Так завершили свой жизненный путь отец и сын — предводитель Сварт Шестикогть и Покров Изгнанник Шестикогть.

ГЛАВА 45

Лагерь разбили на берегу реки и провели там три дня, отдыхая и залечивая раны, чему немало помогали летучие мыши с целым арсеналом своих целебных средств.

Блик бесконечно мог слушать рассказ Бриони о его матери, старой барсучихе Белле Броктри. Какое счастье для него было узнать, что она еще жива!

— Белла, Белла, — неустанно повторял он ее имя. — Я непременно должен ее увидеть, я пойду в Рэдволл вместе с вами.

— Ну да, из нас троих вполне получится один здоровый зверь, который вернется в Рэдволл! — впервые за последние дни улыбнулась Бриони.

— Саблезуб, до моего возвращения командование переходит к тебе с полковником Сандгалом, — распорядился Блик. — На обратном пути похороните тело моего друга Скарлета на солнечном склоне, обращенном к морю. А вы, Камненог и Быстролапка, будете сопровождать нас в аббатство Рэдволл.

— Отправляйтесь сегодня вечером, вечером, — произнес стоящий у входа в пещеру Темнокож. — Через два дня на реке вас встретит Иглоголов, Иглоголов. Идите с миром, миром.

На третий день рано утром путники добрались до места, где ручей впадал в реку. Илфрид, как никогда в дурном расположении духа, немедленно высунулась из своей норы:

— Эй, какого лешего вас тут носит? Кто такие?

Прямо перед ее носом опустился в землю металлический наконечник булавы, и взору Илфрид тут же предстала золоченая морда барсука.

— Я Блик Булава, владыка Саламандастрона! — прорычал он. — Иногда на завтрак я предпочитаю полевых мышей. А ты кто?

Илфрид, неистово семеня лапками, заторопилась восвояси, успев по дороге пропищать:

— Эх! Я просто несчастное создание, которое здесь живет само по себе. Господин, твоя воля ходить где захочется.

Друзья, рассмеявшись, уселись на берегу реки. Вскоре появился плот Дадла. Из хижины выскочил Арундо и, с восхищением уставившись на барсука, сказал:

— Можно мне попрыгать на твоем животе?

— Конечно, можно! — подмигнул ежонку Камненог. — Только сперва Блик попрыгает на твоем, идет?

Розалия погрозила им лапкой:

— А вы знаете, что сделает моя мама, если увидит, как вы скачете на чьем-нибудь животе?

— Да, — улыбнулся ей Тогет, — она… это… одним махом всем хвосты поотрубает.

— Прямо сейчас, одним махом! — со знанием дела подтвердил Арундо, резко взмахнув лапкой.

Когда друзья забрались на плот, Дадл отчалил от берега. Вскоре путешественников пригласили в хижину, где их ожидал праздничный завтрак.

На этот раз хижина показалась Бриони меньше, чем прежде. Вероятно, такое впечатление создавала громадная фигура Блика. Хотя из-за разносящихся с печи ароматов у Дадла уже текли слюнки, он все же счел своим долгом произнести вступительную речь:

— Итак, дорогие гости, позволю себе рассказать, каким курсом мы будем с вами двигаться.