То, что надо.

Заглушив ЭДАС дирижаблика в паре километров от деревушки, я с помощью близняшек спустил Момо на землю, устроив девушку на разложенных чехлах из-под какого-то оборудования. Посмотрел на нее, лежащую с тем же видом, с каким я впервые увидел это невзрачное тельце в больнице. Подумал.

…и вытащил из-за пояса одну из небольших склянок походной алхимии, закупленной мной еще в «Пещере Дракона». Безумно дорогой эликсир тягучей струйкой исчез в бесцветных потрескавшихся губах Момо. Полсотни миллилитров жидкого реанимационно-сохраняющего коктейля, способного спасти жизнь даже после получения смертельной раны куда угодно, кроме мозга. Секрет был тот же, что и в снадобье, с помощью которого мы отрастили руку Уокеру — ослабленный вирус ликантропии, но в более мощной и быстродействующей вариации.

В обоих случаях прием таких препаратов оканчивался долгим наблюдением у кого-нибудь из рода Мура, но простолюдину, рискующему остаться без руки, или умирающей девочке-убийце очень сложного происхождения терять было уже нечего.

А вот мне, оказавшемуся слишком близко к потомку некоматы, было что.

Зубы Момо лязгнули в миллиметре от моих пальцев, заставляя меня резко отпрыгнуть с удивленной руганью. Девочка, которая должна была скромно лежать на подстилке в ожидании, когда я поднесу к ее носу чашку с бульоном, вместо этого начала стараться добыть питательную жидкость буквально из меня!

— Эдна! Камилла! — благим матом взвыл я, подсовывая под нос озверевшей телохранительнице свой прошитый сталью рукав плаща. Гэндзи вцепилась зубами в ткань, утробно ворча и двигая нижней челюстью как бульдог. Плащ тут же протестующе заскрипел.

— Да, хозяин? — две головки высунулись с борта дирижабля, с любопытством рассматривая меня, размахивающего только что умиравшей японкой.

— Еды! Сюда! Срочно! Любой! — каждое слово я подтверждал экспрессивным взмахом заправского дирижера.

Пилот Распутина держал на борту небольшой сухпаек, состоявший из пары сухих лепешек и нескольких сушеных рыб. Их мне и пришлось раскидывать кусками, уворачиваясь от охотящейся на меня Момо, пока Арк самым срочным образом не занимался тем же самым, но на местных птиц. Нескольких убитых вороном пичужек Момо слопала вместе с перьями, потом еще одну, довольно крупную тушку, уже трепала на части, перемазавшись в крови как последний маньяк. На последнюю птицу из ранее обитавших поблизости телохранительница лишь жадно посмотрела… и потеряла сознание.

Хорошо, теперь дотерпит до деревни.

Того, что Момо придёт в себя, пересилив действие эликсира, я не ожидал совершенно.

— Не убивай её. Пожалуйста, — слова лежащей у меня на руках девочки были еле слышны.

— Ты залезла на борт, чтобы попросить за нее? — осведомился я, тут же получая слабый кивок в ответ. Вопрос напросился сам по себе, — Почему?

— У нее не было выбора. Приказы императорского рода… абсолютны.

— А у тебя разве не так?

— Такие… как я… одноразовые. Но приказ отдает только… император, — выдавила из себя Момо, повернула ко мне голову и вновь с усилием вытолкнула из себя, — Не убивай. Пожалуйста. Шино… хорошая. Она просто… не могла…

— Хорошо. Если случайно не попадет под горячую руку или шальную пулю — я её не убью, — сквозь зубы пообещал я.

Честь. Достоинство. Долг. Верность семье и традициям. Всеми этими понятиями можно крутить как собака хвостом. Интерпретировать так, как посчитаешь нужным. Главное — гладкое и убедительное оправдание, а всё остальное может катиться к чертям. Мне, как бывшему члену семьи, оперирующей на договорах и честном слове, это было знакомо как никому другому.