Говорят, после этого сэр Айзек стал трезвенником, бросил натурфилософию и занялся богословием.
Оставив ее в каюте, Мефисто запечатал чарами все щели. Раз отец так решил, то нечего Джулии высовываться.
«Господарь» лихо шлепал колесами по дождливым шхерам. Вервольф остался на мостике у штурвала, управляя пароходом в лабиринте неприветливых островов. Отец стоял на баке, по-прежнему завернутый в свой защищавший от внешней магии плащ из драконьей замши.
Пошевелив ближайшие Отражения, глава рода перекинул корабль ближе к дому. Шхеры уступили место скалистому берегу, затянутому дымом пожаров. На рифах запрокинулся килем вбок ржавый остов.
— Все изменилось, — печально резюмировал царь Нирваны. — Я не понимаю очень многого из того, что вижу. Новые народы, новые знания, новые Отражения. Неприятно чувствовать себя чужим.
— Привыкнешь, — повторил старший сын. — Мы поможем. Скоро вся семья будет вместе, и станет легче.
Посмотрев на него с нежной улыбкой, царь осторожно похлопал крыльями, словно и вправду собирался взмыть в небо. Крылья мягко шевелились, задевая на взмахе леера обоих бортов. Мефисто попробовал, и у него тоже получилось. Полузабытое ощущение готовности к полету было немного болезненным, но безусловно приятным. Меф вспомнил, как давным-давно, когда еще был жив дед, а у кронпринца был только один сын, он летел сквозь Отражения, а по бокам неслись родители, и три пары крыльев ритмично посвистывали, рассекая ткань реальности…
— Ты всегда был моим любимчиком, — признался отец. — Да и мать тебя любила сильнее, чем младших.
— Ласки доставались в основном этим карапузам, — сварливо припомнил Меф.
— Младшим — свое, — назидательно сказал отец. — А первенец — это первенец.
— Я не в обиде, — сдался Мефисто. — Просто иногда начинаешь злиться на судьбу, которая так обошлась с нами.
— Ты еще ничего… — Отец вздохнул и убрал крылья. — А вот Фау и Верви разучились принимать древнюю форму. Забыли почти все, чему их учили бедные старые родители.
— Это моя вина, — покаянно сказал Мефисто — За годы изгнания я учил братьев только самому главному, без чего мы не смогли бы выжить. Искусство трансформации в древнюю форму не входило в число важнейших умений.
— Скорее наоборот.
Мефисто пожал плечами и произнес с надеждой:
— Они научатся этому снова?
— Не научатся, а вспомнят, — беззаботно сказал отец. — Ведь вы — наши дети и получили эту способность по наследству. Как две ноги, два глаза и козырное Искусство.
Они помолчали, совместными усилиями проталкивая пароход в следующий пласт Теней. «Господарь» скользил сквозь сплошное облако вязкого тумана, непрестанно пронизываемое разрядами молний. Туман был пропитан резким приторно-сладким ароматом. Издалека доносилось слабое нечеловеческое пение.
— Гадкое место, не нравится мне здесь, — с отвращением сообщил отец. — Нет-нет, не спеши… Да, вот так — теперь можно.
Мощное течение несло «Господаря» по океану, где среди волн играли поющие киты. По левому борту светил маяк — факел в руке статуи бронзового воина. Стая исполинских нарвалов, оборвав свою песню на полуноте, бросилась на пароход, остервенело загребая плавниками, но «Ула Ниро» поднял огромную волну, отшвырнувшую хищников.
Затем они окунулись в изумрудную муть, в которой сновали хвостатые разноцветные искры — точь-в-точь сперматозоиды из учебного фильма для дебильных студентов медицинского факультета. Внезапно из гущи хвостатых вынырнули зубастые шарики, явно вознамерившиеся сожрать пароход. |