После полудня мощные взрывы в окрестностях; огромные облака дыма поднялись в районе Винзена-на-Адлере. И все-таки приятно, что гнет, который сопровождал господство партии более двенадцати лет и атмосферу которого я ощущал сам, продвигаясь маршем по Франции, рассеивается вместе с дымом.

Вечером артиллерийский огонь вблизи Херренхаузена, отмеченный точечными вспышками взрывов.

Снова хинин. За ночь дорога переполнилась солдатами, отступавшими беспорядочным потоком. Вошел молодой унтер-офицер; Перпетуя снабдила его шляпой и плащом.

Утром с Везера возвратился д-р Мерсье. Я подарил ему машинописную копию воззвания к миру.

В течение всего дня в нашей обширной болотистой местности то там то здесь раздавались орудийные залпы. Впечатление такое, будто американцы пропитываются ею, как фильтровальная бумага.

После полудня распространились слухи, что мы попали в котел. Вечером, где-то совсем близко, — пистолетные и ружейные выстрелы.

Беспокойная ночь. С наступлением дня при плотном тумане начинают стрелять штелльские орудия, короткими резкими залпами, вдоль самого дома. Жители, кое-как одевшись, бросаются в сад и прячутся в бункере. Я пишу это в кабинете под звуки очередных залпов, от которых дом содрогается, как наковальня под ударами кузнечного молота.

Наконец проглядывает солнце. После полудня в деревню прибывают две американские бронированные машины из Нойвармбюхена, берут в плен четверых солдат противовоздушной обороны и поворачивают назад. Рассказывают, что в Шиллерслаге, Ольдхорсте и других местах появились танки. Штелльская батарея расставила по краю местности стрелков, снабдив их фаустпатронами, и продолжает огонь. До самой ночи слышно, как они постукивают, и видно, как светящиеся снаряды перелетают через дом, направляясь в сторону Гросбургведеля. Следом — энергичная перестрелка в лесах вокруг Кольсхорна.

На рассвете нас разбудил грохот танков. Штелльские орудия в бой не вступили. Ибо их расчет ночью скрылся, взорвав пушки последними снарядами и расправившись со своим фельдмейстером, пытавшимся бежать, переодевшись в штатское. Это был тот самый человек, который мечтал сровнять с землей лагеря военнопленных. И вот теперь его труп лежит в пожарном депо.

В девять часов мощный, все более нарастающий размалывающий звук оповестил о прибытии американских танков. На улице ни души. Глазу, ослепленному утренним светом, улица видится еще оголенней, будто из нее выкачали воздух. В этой полосе, как уже не раз бывало, я чувствую себя последним, кто обладает командной властью. Вчера в связи с этим отдал единственный приказ: занять позиции противотанковых заграждений и затем отойти, как только покажется острие танкового клина.

Между тем, как и всегда в таких ситуациях, о чем мне докладывают наблюдатели, разыгрываются непредвиденные сцены. Заграждение расположено в «оборонительном кустарнике» старого ландвера у Данны, возле участка леса, когда-то приобретенного моим отцом. Там появились двое неизвестных и заняли позицию у опушки, вооружившись фаустпатронами. Головные танки замечают их и останавливаются, так как нужно время, чтобы отрядить стрелков, которые разоружат и возьмут их в плен.

Затем приходит еще один странник-одиночка и останавливается неподалеку от заграждения у лесной тропы. В тот момент, когда показывается первая серая машина с пятиконечной звездой, он разряжает пистолет себе в голову.

Я стою у окна и через сад, еще не покрывшийся листвой, смотрю на шоссе. Размалывающий гул приближается. Затем медленно, как фантом, мимо проскальзывает танк с ослепительно белой звездой. За ним, держа плотный строй, многочасовым потоком тянутся бесчисленные военные машины. Их сопровождают небольшие самолеты. Зрелище, сочетая в себе военную и техническую униформированность, производит впечатление высшей степени автоматизма, словно с грохотом движется кукольный парад, процессия опасных игрушек.