– Что его в жизни беспокоит? Миокард и гениталии. А почему? Думаешь, из-за
предынфарктного состояния или какого-нибудь простатита? Хрен на руль! Все благодаря тому, что я обеими руками крепко ухватил Роденьку за
нужные места!
– Не виноват я, что Палин не согласился! – взвился Митин. – Два с четвертью миллиона ему, зажравшемуся кобелю, предлагали...
– Значит, надо было три с четвертью сулить!
– Ага. Тогда б ты первый меня на операторском кране вздернул?
– Тоже верно. – Андрон выгнул правую бровь. – Но ты ищи, ищи. Изобретай методы какие-нибудь новые... Привыкли, дармоеды, шлюшонок халявных
драть...
– Да я женат, опомнись! – попытался возразить очкастый режиссер.
Петровский медленно повернулся к нему, навис, как Годзилла над васильком, и, бешено выпучив глаза, по слогам проорал на весь павильон:
– Вер-ни Па-ли-на, муд-ло!
Митина отнесло к горстке техников из его съемочной группы. Он достал салфеточку, затравленно протер линзы и обернулся. Взвизгнул, срывая
злость:
– Чего уставились?! Идите аппаратуру в фуры грузите, болваны! Сейчас поедем панораму зимнего Подмосковья делать!
– Мы же сегодня собирались в студии работать... – робко напомнил один из них.
– Сегодня мы будем снимать Подмосковье, – утробным голосом прорычал Митин. – Ночное, неуютное, студеное Подмосковье.
Техники угрюмо потянулись в соседнее помещение готовиться к выезду. Митрий Тимурович всегда был невыносим после втыка от «папы». Но суммы
гонораров лечили любые психологические травмы служебного персонала.
– Ого, стойкие оловянные панфиловцы пожаловали! Как самочувствие? – заревел Андрон, пожимая руку появившемуся в дверях Рысцову. –
Проходите, проходите! Да тут и дамы!
– Чего это ты разлюбезничался? – подозрительно спросил Валера, оглядывая безупречные зубы гения freak-режиссуры.
– Друзьям же принято помогать! – ответил Петровский, умудряясь при этом подхватить шубы Вики и Оли одновременно. – Польщен визитом,
проходите вон по тому коридорчику в мою каморку. Закусим, коньячком погреемся. Меня зовут Андрон!
– Ольга, – чуть смущенно улыбнулась Панкратова. – Я много о вас слышала.
– Ерунда, – барственно отмахнулся «папа». – В основном бравада. А вы, надо полагать, Виктория?
– Можно просто Вика, – сказала Мелкумова, позволяя ему поцеловать ручку.
Рысцов представил Андрону остальных, и все скопом двинулись в хозяйский кабинет. Шуров с интересом оглядывал творческий беспорядок кулуаров
киномира, а Феченко старательно распутывал намокшую шевелюру.
– А вы упорные, друзья мои. Я бы даже сказал принципиальные, – сообщил Петровский, распахивая дверь в свои владения. – Прямо борцы за
идею... Располагайтесь, места всем хватит! Бар там, возле телевизора. Я сейчас закажу что-нибудь пожевать. Никто не против?
– Нет-нет, – быстро вставил Феченко. – Будьте любезны мясца...
– О, никаких проблем. Баранинки? Или свининки? А может, рыбку погрызем?
– Баранинки бы... – еле слышно буркнул бородатый замредактора по культуре. – Со свининкой.
Рысцов отвел Петровского чуть в сторону и, растерянно потрогав старый шрам над левым ухом, поинтересовался:
– Андрюш, я что-то никак не просеку, где подвох?
– Какой подвох, дружище? – практически натурально возмутился гений freak-режиссуры. |