|
– Только огурчики принесите именно в банке, – поучительно подняв палец, наказал Шуров девушке. – Желательно в трехлитровой. И не какие- нибудь там маринованные «маде ин Булгариа», а моченые. По-английски это звучит: pickled cucumbers, – зачем-то перевел он. – Андрон бы сейчас сказал, что ты бравируешь, – усмехнулся Рысцов, когда официантка ушла выполнять их извращенные прихоти. – Кстати, об Андроне... – сказал Артем, разглаживая черные волосы и поправляя пробор. – Что ты думаешь насчет его затеи? Реально? Согласишься? Бросив на стол сдавленную в недрах кармана джинсов пачку дешевого «Союза—Аполлона», Валера насупился. Пожевал губами и попросил: – Я вот что предлагаю: давай сегодня не будем эту тему трогать... Тем, ей-богу, так надоело все! В печенках сидит! Давай завтра поговорим, а? – Завтра?.. – мерзопакостно скривился Артем. – Лично я не далее как сегодня собираюсь налакаться и обтрахаться до такой степени, чтобы завтра ощутить всю прелесть моторной афазии. Хотя бы в течение первой половины дня. Но идею забить нынче большой костыль на данную тему – одобряю... Боже мой, Валерий Степанович, что ты за экскременты куришь... Хочешь, сто евро на сигареты подарю? А сто десять? Или... двести? Рысцов сверкнул зажигалкой, затянулся. С наслаждением просипел: – «Аполлон» я курил, еще когда в органах работал. Ностальгия временами прошибает. А евры оставь себе. На шлюх. – Ну ты и животное, – презрительно сморщился Шуров. – Я же хочу честной любви, а не продажного секса. Валера прыснул со смеху и нечаянно обдал тугой вонючей струей дыма подошедшую официантку, отчего бедняжка чуть не выронила поднос. – Извините, пожалуйста... – подняв красные от неспокойного сна глаза на симпатичную девушку, сказал он. Ткнул пальцем в Шурова и, давясь очередным приступом хохота, выцедил: – Он захотел честной любви... – Что-нибудь еще? – не реагируя на паясничание клиента, уточнила она. – Нет-нет, спасибо, – страшным голосом сказал Артем. – Быть может, только пулемет «Вулкан» с заряженной лентой... Официантка вежливо кивнула, давая понять, что оценила блестящий юмор молодых людей, и вильнула бедрами, исчезая за спиной неуверенно танцующего посетителя, которому не было абсолютно никакого дела, что музыка еще не звучит. Шуров разлил по первой, трагически поджав губы и всем видом показывая другу, что до сих пор считает его животным. – Ладно, Тема, – Рысцов перестал лыбиться и поднял стопку, – за сны. Артем вздохнул, тоже взялся тремя пальцами за стекло, стирая испарину. И тихо подтвердил тост: – За сны... Сцена разразилась оглушительным вступлением ударника, предвещая долгий и тяжелый рок... – Глянь, какие цыпы-ляли! – насытившись, Шуров мотнул головой в сторону столика, за которым студентки пили шампанское и хохотали над чем-то своим. Курс второй, не выше. – Педофил, – откликнулся Валера, выковыривая сухарик с чесноком из дебрей листьев салата. – А ты – болван, – сказал Артем, наполняя стопки. – В такие годы девушки только кажутся недотрогами, строят из себя целомудренных... А затащишь в постель, она тебя ногами задушит, оседлает и поскачет до утра. Главная опасность среди них – лесбы. |
