На судостроительном заводе для экспедиции разработали сверхлёгкие ясеневые нарты, кроме того, у полярников были байдарки и клипперботы (большие резиновые лодки) для быстрой эвакуации при необходимости. Даже еду для папанинцев заготавливали специалисты из Института инженеров общественного питания!

21 мая 1937 года самолёт под управлением Михаила Водопьянова, на тот момент советского лётчика номер один и уже Героя Советского Союза, сел на дрейфующую льдину размерами 3 на 5 километров и толщиной 3,1 метра примерно в 20 километрах от полюса. Вообще экспедиция собрала немало «лучших из лучших»: тот же Кренкель считался лучшим радистом, а его позывной знали чуть ли не все радиолюбители мира. На тот момент, напомню, первенство Пири в покорении полюса ещё никто не подверг сомнению, поэтому советские учёные не планировали поставить рекорд – важнее было собрать научные данные.

Помимо четырёх папанинцев и пилота, на борту находились ещё восемь человек, в том числе сам Шмидт. Впоследствии – 25 и 27 мая – долетели и остальные самолёты группы, доставившие оборудование. Переброска снаряжения для зимовки длилась больше двух недель – до 6 июня. В конце концов, это была первая попытка человека провести длительное время в районе Северного полюса на дрейфующей льдине.

Во время высадки произошло немало непредвиденных событий. Например, самолёт снабжения ТБ-3 под управлением Ильи Мазурука потерял связь с остальной группой, заблудился и прибыл к месту назначения в самый последний момент – за день до окончания переброски (правда, именно он привёз пятого папанинца – пса Весёлого). Другому самолёту, которым управлял Анатолий Алексеев, не хватило горючего на обратный путь, он не долетел до базовой станции на острове Рудольфа, и ему пришлось приземляться на лёд. Были и другие проблемы.

Папанин на льдине

Льдина дрейфовала со скоростью примерно 35 километров в сутки. На протяжении девяти месяцев четыре человека и собака жили и работали в экстремальных условиях. Папанинцы непрерывно проводили исследования и замеры, изучали местную фауну, брали пробы донного грунта и т. д. Наиболее значительный вклад был внесён в биологию: до этой экспедиции полюс в целом считался «мёртвой зоной» без постоянных обитателей, но советские учёные зафиксировали присутствие огромного количества растений и животных – от разноцветных водорослей до птиц (первую пуночку поймали ещё 5 июня, в начале дрейфа) и разнообразных тюленьих. Более того, однажды станцию посетила семья белых медведей!

Также большой вклад был сделан в метеорологию. Причём, помимо теоретических задач, папанинцы решали и практические: именно они обеспечивали метеоданными трансполярную экспедицию Чкалова. Учёные регулярно измеряли глубину океана и температуру воды на разных глубинах, брали пробы, проводили магнитные измерения и записывали свои субъективные ощущения о погоде, воздухе, смене времён года и т. д. В общем, за время этого дрейфа человечество узнало о Северном полюсе больше, чем за всю предыдущую историю.

К 1 февраля 1938 года от льдины площадью 15 квадратных километров остался крошечный пятачок размером 200 на 300 метров. Кроме того, из-за трещин и расколов папанинцы остались отрезанными от части провизии. Было понятно, что дрейфующая станция своё отслужила. На помощь полярникам отправились ледоколы «Таймыр», «Мурман» и «Ермак», парусно-моторный бот «Мурманец», а также два самолёта разведки под управлением уже знакомого нам Ивана Черевичного и Геннадия Власова (в ряде источников написано «Николая», но нет, Николаю Власову на тот момент было всего 22 года и знаменитым асом он стал позже, во время войны).