– Еще лет двадцать тому простолюдинам, кроме тех, кто состоит на службе, было категорически запрещено подниматься в Замок, – пояснил Урфин. – Кайя многое изменил.

– Лорд-Протектор велик, – сказала Тисса.

– И широк, – Урфин остановился перед лужей, в которой грелась вислоухая свинья. Последняя знать не знала, что перед Нашей Светлостью лежать нельзя, разве что с особого дозволения.

– Увы, некоторые реформы имеют непредсказуемые последствия, – отвесив свинье пинок, который та приняла с христианским смирением и лишь перевернулась на другой бок, Урфин подал мне руку, помогая перебраться через лужу. Идти пришлось по узкому и хлипкому бортику.

За Тиссой он тоже вернулся, но та вскинула подбородок, подняла юбки и гордо вступила в грязь. Туфли на ней, как и на мне, были отнюдь не шелковые, а вполне себе крепкие, подходящие для прогулок подобного рода, но мне почему-то захотелось отвесить девчонке оплеуху.

– Там у нас Кифский рынок, – Урфин сделал вид, что ему все равно. – Куда мы заглянем на обратном пути…

– А к морю?

Рынок – это замечательно, шоппинг я люблю, пусть он тут будет и с оттенком выдержанного ретро, но море я люблю больше, пусть и видела-то его один раз в жизни.

Мы с Машкой отправились в Крым. Точнее, Машка с друзьями и я в нагрузку, как теперь понимаю. Тогда все казалось великолепным. И затянувшееся путешествие в общем вагоне, где было жарко, людно и воняло пролитым пивом. И скалистый берег. И палатки, и костер, и вечно подгоревшая еда, и даже Машкино молчание, полное холодной брезгливости. Она рассчитывала на совсем другой Крым, а мне было достаточно моря.

Вода от края до края. Небо, которое почти отражение воды. Белая нить горизонта. И лунная дорожка от берега до звезд.

– Мы пойдем к морю? – я дернула Урфина за рукав. – Пожалуйста.

– Конечно. Но чуть позже.

– В-ваша Светлость, – Тисса догнала меня и пошла рядом, нарочно держать подальше от тана. – Благороднорожденные дамы не ходят к морю.

– Почему?

– Не ходят, – повторила она, глядя под ноги. – Не принято.

Значит, примем. Нельзя же всю жизнь провести в каменной коробке за вышиванием! А Урфин вел нас по узким улицам. Дома смыкались друг с другом плотно. И камень был одного цвета – желтоватого, костяного. Порой в него попадали вкрапления темной глины или же дерева.

– Хлебопекарни… лавки зеленщиков… коптильни… – Урфин не переставал говорить, но остановиться и рассмотреть поближе хотя бы вот этого смешного человечка, который прямо на земле разложил цветастый платок и на нем смешивал травы, не позволял. – Алхимические мастерские… аптекарни… там дальше – Дымная часть…

Над городом и вправду поднимались дымы.

– Кузницы. А слева – Шелковая улица. Ткачи обитают… мыловарни… красильщики, но туда соваться не стоит.

Я не успевала ничего рассмотреть! Интересно же!

И зазевавшись, я на секунду отстала. Но этой секунды хватило, чтобы оказаться в цыганском круговороте. Мелькали яркие юбки, звенели серьги и бубны, гортанный голос требовал позолотить ручку, на которой и без того было изрядно золота. Мне предрекли счастливую жизнь и троих детей, но тут же пригрозили проклятьем, снять которое…

– Кыш пошли, – рявкнул тан Атли, выдергивая меня из хоровода. В левой руке он держал мальчишку самого разбойного вида. – Отдай!

Мальчишка зашипел и задергался, но не получив свободы, выплюнул белые жемчужины. С моего жакета срезал? И когда только успел!

Вот ведь, мир другой, а цыгане те же. И Урфин подтвердил догаду:

– Люди дороги не знают границ. Мир их не держит.