Но возвращение в эту обетованную землю оказывается горше, чем само изгнание. Никто не узнает старого Израиля Поттера, и он не узнает родных мест. Пепелище отцовского дома, вырубленные леса, чужие, незнакомые лица — вот все, что находит он в своих краях. Не осталось и никого из соседей, — все продали свой скарб и, гонимые нуждой, отправились на Запад искать удачи. В Бостоне, — где полвека назад, в битве на Банкер-Хилле, получил свои первые раны Израиль Поттер, — он едва не был смят и раздавлен триумфальной процессией, осененной знаменем с надписью: «Банкер-Хилл. 1775. Слава сражавшимся там героям!»

Скупо, несколькими короткими, сдержанными фразами кончает Мелвилл эту печальную повесть об исторической несправедливости. Израилю Поттеру не дали ни награды, ни даже пенсии, — не нашлось нужных бумаг! «И шрамы на груди так и остались его единственным орденом».

Судьба исключительная. И вместе с тем, как понимает читатель, вникая в замысел романа, судьба типическая. Ведь не только о нем одном, Израиле Поттере, идет речь. Речь идет обо всем трудовом народе США, выигравшем в прошлом веке Войну за независимость, а теперь собиравшем силы для новой революционной войны. Не будут ли новые Израили Поттеры, которые пойдут в бой против рабовладения, за свободный труд на свободной земле, так же горько обмануты в своих надеждах, как его герой? Таков был подтекст романа Мелвилла, придававший этому историческому произведению необычайно современный, политически злободневный смысл.

Этого тревожного подтекста предпочла не заметить современная Мелвиллу критика. Было куда спокойнее и проще принять «Израиля Поттера» попросту как приключенческий роман из времен американской революции и рекомендовать его любителям легкого чтения. Только один журнал — «Нейшенал мэгезин» — уловил «оттенок скрытого сарказма», окрашивающий всю книгу и особенно заметный в ее посвящении «Монументу на Банкер-Хилле». Лондонский «Атенеум», кисло отозвавшись об усиливающейся с каждой новой книгой «необузданности» Мелвилла, покровительственно заметил, что охотники до железнодорожного чтения не зря потратят свой шиллинг на «Израиля Поттера», — «если не боятся мелкого шрифта и туманно-выспреннего стиля». Изданная в 1885 году в США «Энциклопедия американской литературы» в статье о Мелвилле констатировала, что «приключения Израиля Поттера, действительного участника революции, не имели заслуженного успеха».

Судьба книги сложилась так же, как судьба ее героя, — и так же, как судьба ее автора.

В новейшем американском литературоведении со времен первого биографа Мелвилла Уивера (1921) прочно укоренилось мнение, что в лице Израиля Поттера писатель аллегорически изобразил самого себя. Такое толкование обходит огромное социально-историческое содержание романа, а потому представляется односторонним. Но в нем есть и доля истины. История Поттера — труженика, бойца и гражданина, непризнанного, отвергнутого и позабытого тем обществом, которому он отдал все свои силы, должна была, в глубине души, многое говорить Мелвиллу, сознававшему, что такая же участь постигла его писательский талант. С этим связана и особая лиричность повествования, в котором все время слышится, сквозь объективный рассказ о смене событий, живая интонация автора — то насмешливая, то грустная, то гневно-саркастическая.

Если рассматривать роман «Израиль Поттер» в свете позднейшей истории самого Мелвилла, то в нем обнаружится своего рода символическое предвидение будущей судьбы писателя. После «Израиля Поттера» Мелвилл опубликовал еще один роман, вовсе не имевший успеха, а затем почти перестал писать. С 1856 года в течение девятнадцати лет он служил на нью-йоркской таможне, аккуратно изо дня в день ходил в должность по той самой улице, которая носила имя его деда, генерала Гэнсворта, а дома выращивал розы в своем садике.