Нож, уже обагренный кровью гугенотов, полоснул ее по горлу, когда она еще произносила латинские слова, и женщина замолчала… Крик потонул в бульканье. Кровь брызнула на одежду, на детей, на мостовую. Женщина упала лицом вперед на камни набережной. Во внезапно наступившей тишине послышался плач ребенка.

— На Лувр… на Лувр!..

Неистовый крик взмыл над крышами, и толпа, вдохновленная одной мыслью, повернула и отхлынула, покорная призывному сигналу рожка:

— На Лувр… на Лувр!..

Улица опустела.

Черная река медленно несла свои воды, как и текущая между камнями кровь женщины. Что-то зашевелилось под ее телом. Одна из девочек выползла из-под мертвого материнского тела. С удивительным в таком крошечном существе упорством и целеустремленностью малышка ползла прочь от пугающего запаха крови…

Франсис наконец нашел свою жену. Он бросился к ней. Лицо его в свете луны казалось совершенно белым.

— Елена! — прошептал он и опустился на колени возле ее тела.

Франсис прижал ее к груди, и у него вырвался отчаянный крик страдания. Потом он увидел на земле ребенка, смотревшего на него пустым взглядом. Младенец тихонько плакал. Лицо малышки было запачкано кровью ее матери.

— Господи Иисусе! — прошептал мужчина, беря на руки ребенка. — Помилуй нас.

Мужчина огляделся. В глазах у него помутилось от горя. Где же его вторая дочь? Неужели обезумевшая чернь насадила ее на острия своих ножей, как и многих других детей города в эту ночь? Но где тогда ее тельце? Неужели они забрали его?

Услышав за спиной звук шагов, мужчина стремительно обернулся. Его люди спешили к нему. Глаза их были полны отчаяния и ужаса. Они с трудом верили в избавление после столь чудовищной резни.

Один из его людей нагнулся и взял ребенка из рук герцога. Франсис нежно обнял мертвую жену и, что-то бормоча, баюкал ее.

— Милорд, нам нужно идти, — тихо сказал мужчина, взявший малышку. В голосе его был страх. — Они могут вернуться. Если поспешим, сможем укрыться в Шале.

Франсис бережно опустил тело жены, закрыл ее незрячие глаза и поднял ее руку. Стройное запястье украшал золотой браслет, инкрустированный жемчугом. Он был странной изогнутой формы и охватывал руку, как змея. Из причудливо переплетенных золотых нитей выглядывал крупный, безупречной красоты изумруд-амулет в форме лебедя. Волнистые линии контура птицы были переданы удивительно точно. На камень закапали слезы. Мужчина расстегнул застежки браслета, подаренного им Елене в день их обручения, и спрятал у сердца. Потом взял на руки свою погибшую жену и, шатаясь, встал сам.

Ребенок плакал: это был тягучий крик голода и ужаса. Человек, несший девочку, прижал ее головку к плечу и повернул вслед за своим господином. Тот продолжал идти, не выпуская из объятий тело женщины, которую он любил, и все они исчезли в черной пасти улочки, уводившей их от реки…

Глава 1

Дувр, Англия, 1591 год

Сходство было просто немыслимым…

Гарет Харкорт протиснулся сквозь толпу в первые ряды, не сводя глаз с труппы бродячих актеров, сценой для которых служили наскоро сколоченные подмостки на набережной Дувра.

Глаза у нее были такими же небесно-синими, кожа того же цвета густых сливок, волосы того же самого оттенка — темно-каштановые, а когда на них падал луч солнца, они точно так же отливали темно-рыжим. Однако на этом сходство кончалось.

В то время как темные волосы Мод были с помощью папильоток и искусных горничных уложены в пышную прическу, волосы акробатки были коротко подстрижены, как у мальчишки.

Гарет не без удовольствия смотрел на изящную фигурку, проделывавшую фокусы на узком шесте, укрепленном на двух столбах, довольно высоко над землей. Она так уверенно держалась на этой жердочке шириной в шесть дюймов, будто на земле стояла.