|
Пиратам они должны, типа, тридцать штук за билет, а если их поймают и вышлют обратно в Китай, должны они все равно будут. А в провинции за такие деньги надо лет двадцать вкалывать.
— И? — спросил Томми. — Как это с цветами-то связано?
Трой хихикнул.
— Я к этому подхожу. Видишь ли, они хотят получить гражданство. Если они станут гражданами, им станут давать работу получше, и они быстрее расплатятся с пиратами. А обратно тогда уже их никто не отправит.
— Так, а цветы?
— Их тебе кладут Воны. Они за тобой ухаживают.
— Что?
— Они где-то слышали, что в Сан-Франциско мужчины женятся на мужчинах. И вот они прикинули, что если убедят тебя на них жениться, то станут гражданами и останутся здесь. У тебя, чувак, тайные воздыхатели.
Томми вознегодовал.
— Они что ж, думают, я гей?
— Они не знают. А мне на самом деле кажется, им пофиг. Они меня попросили попросить у тебя руки. — Трой наконец не справился с собой и заржал.
— И что ты им сказал?
— Сказал, что спрошу.
— Гондон.
— Ну, я ж не хотел говорить им нет, у тебя не спросив. Они сказали, что будут хорошо о тебе заботиться.
— Поди скажи им нет.
— У тебя что-то против азиатов? Слишком хорош для нас?
— Да нет же, не в этом дело. Я…
— Я им скажу, что ты подумаешь. Слушай, мне домой надо, поспать перед работой. До вечера. — И Трой зашагал прочь.
— Сегодня выносишь мусорные баки, Трой. Я там главный, знаешь? Лучше, если Саймону с парнями ни слова.
— Как скажешь, Неустрашимый Вождь, — крикнул Трой через плечо.
Томми остался на тротуаре придумывать угрозу подейственней.
Через полквартала Трой обернулся и заорал:
— Эй, Томми!
— Чего?
— Из тебя выйдет симпатичная невеста.
Томми пустился бегом за Троем Ли, и глаза его метали молнии.
Закат. Сознание обрушилось на Джоди ведром холодной воды.
Она подумала: «Как жаль, что я больше не просыпаюсь осоловелой, не жду, когда сварится кофе. Сейчас заботы сразу наседают со всех сторон, а это фигово.
Ну чем я думала? Перед свиданием оставить себе лишь полчаса на сборы? Нечего надеть. Я ж не могу явиться в джинсах и толстовке — и попросить этого парня ко мне переехать. Я про него вообще ничего не знаю. А если он алкаш, или женщин бьет, или вообще маньяк-убийца? По ночам в гастрономах всегда же только такие и работают, нет? И соседи вечно говорят: „Ночами работал, себе на уме. Кто б мог подумать, что он зажарит мальчишку-газетчика в масле?“ Но он сказал, что я красивая, а у всех свои недостатки. Кто я, чтоб кого-то судить? Я же…»
Ей не хотелось думать о том, кто она сейчас.
Джоди натянула джинсы и неистово накладывала тот немногий макияж, что у нее был с собой.
Она думала: «Я могу читать мелкий шрифт в темноте, вижу с сотни ярдов, где прячется теплая крыса, — но все равно не в состоянии накраситься так, чтобы не ткнуть себя в глаз».
Джоди отошла от зеркала и постаралась обороть самокритику — попыталась взглянуть на себя объективно.
«Я похожа на воззвания ночного телевидения к ушибленным модой, — подумала она. — Не годится».
Джоди оторвалась от зеркала, потом бросила еще один последний взгляд, поправила прическу, пошла уже к двери, но посмотрелась в зеркало еще разок, потом совсем было вышла, помедлила глянуть опять…
— Нет! — громко сказала она. Выбежала за дверь, вниз по ступенькам и к автобусной остановке, где принялась переминаться с ноги на ногу, словно дожидаясь, когда на пивном турнире освободится туалет. |