Изменить размер шрифта - +
Цецилия, увидев усердные старания своих друзей, заметив, что они более, чем когда-либо, стараются говорить ей тысячи приятных вещей, стала испытывать все больший интерес к роли, каковую сначала упорно отвергала, и едва могла дождаться дня представления, который наконец-то наступил.

Я. Я весь нетерпение, Берганца! Хотя и чую опять какую-то дьявольскую пакость.

Берганца. На сей раз я решил проникнуть в зал, чего бы это мне ни стоило, я положился на Философа, а тот, из чистой благодарности, ведь я способствовал его плутовской проделке, сумел так ловко и вовремя отворить мне дверь, что мне удалось незамеченным проскользнуть в зал и занять свое место где подобало. На сей раз занавес протянули наискось через зал, а освещение хоть и шло сверху, но не как обычно, из середины, заливая светом все предметы со всех сторон и просвечивая их насквозь, а откуда-то сбоку. Когда открылся занавес, святая Цецилия сидела, совсем как на картине Дольчи, живописно облаченная в странные одежды, перед маленьким старинным органом и, склонив голову, глубокомысленно смотрела на клавиши, словно искала телесно те звуки, что овевали ее духовно. Она была точь-в-точь как на картине Карло Дольчи. Вот зазвучал отдаленный аккорд, он держался долго и растаял в воздухе. Цецилия медленно подняла голову. Теперь, словно из глубокой дали, донесся исполняемый женскими голосами хорал — сочинение Музыканта. Простые и все же какие-то нездешние в своей чудесной последовательности аккорды этого хора херувимов и серафимов звучали, будто слетев из иного мира, и живо напомнили мне произведения церковной музыки, какие я двести лет назад слышал в Испании и в Италии, и я почувствовал, как пронизал меня такой же священный трепет, что и тогда. Глаза Цецилии, устремленные к небу, сияли священным восторгом, и профессор невольно пал на колени, воздев руки, трижды воскликнув из самой глубины души: «Sancta Caecilia, ora pro nobis!» Многие члены кружка в искреннем воодушевлении последовали его примеру, и когда, шурша, задвинулся занавес, все, не исключая и многих юных девушек, были охвачены тихим благоговением, покамест теснившиеся в их груди чувства не нашли выхода во всеобщем громком восхищении. Поэт и Музыкант вели себя как полоумные, то и дело кидаясь друг другу на шею и проливая горячие слезы. Цецилию попросили, чтобы она до конца вечера не снимала фантастических одежд святой. Она, однако, тактично отклонила эту просьбу, и когда потом она вновь появилась в обществе в своем обычном простом наряде, все устремились к ней с изъявлениями высочайшей хвалы, она же, в своей детской наивности, не могла понять, за что ее так хвалят, и все глубоко волнующее в этом представлении относила за счет эффектной постановки Поэта и Музыканта. Только мадам была недовольна, она, видимо, чувствовала, что ей с ее позами, которые она перенимала с картин и рисунков и часами репетировала перед зеркалом, никогда не добиться даже намека на то впечатление, какое с первого раза так удалось Цецилии. Она очень искусно доказывала, сколь многого не хватает Цецилии, чтобы стать мимической артисткой. Философ не удержался от тихого злобного замечания, что мадам нисколько не поможет Цецилии, если отдаст ей излишки своего мимического таланта. Мадам порешила на том, что она временно прекращает свои мимические представления, ибо этого требуют ее частные штудии и занятия натурфилософией. Это заявление, сделанное в пылу досады, а также смерть одного родственника изменили вообще весь распорядок в доме. Старик этот был одним из забавнейших существ, какое я когда-либо встречал.

Я. Как это?

Берганца. Он был сыном знатных родителей, и, поскольку умел немножко царапать карандашом и пиликать на скрипке, ему с юных лет внушили, будто бы он кое-что смыслит в искусстве. В конце концов он и сам в это поверил и до тех пор дерзко утверждал это про самого себя, пока в это не поверили и другие и не смирились покорно с известной тиранией вкуса, которую он навязывал им в дни своих удач.

Быстрый переход