А она гладила его по плешивой голове и говорила, какой он умница и красавец, и какой милый, добрый и обаятельный...
От этих слов у него неожиданно для него самого встал ТОТ, кто с Кикой чувствовал себя почти всегда сморщенным перчиком.
И они с Еленой тут же на тахте, где сидели, и залегли.
У неё было хорошее плотное тело и это его возбудило, потому что Кика-то была худышка, и он просто любил её очень, не обращая внимания на худобу.
А тут его прихватило, и он вел себя отлично.
Он уже забыл, что это такое, потому что с Кикой, когда она допускала его в свою постель, он никогда не чувствовал себя свободным.
И с того вечера у них с Еленой так и повелось: вечером вдвоем в постель.
О Кике они молчали.
А тут пришел Касьян, разворошил все, и Юрий Федорович понял окончательно, что любит он Кику, какая бы она ни была. Тем более, что её, наверное, нет на свете. И впервые за это время у него на Елену не встал.
Она все поняла и сказала: уходи, Юра, мне не нужно подачек...
Он ушел к себе, пробормотав, что просто устал.
Елена кивала, уже затянувшись в толстый халат и побледнев лицом.
Вот так обстояли дела у Юрия Федоровича, когда Касьян позвонил к нему в дверь.
Касьян, честно говоря, удивился то ли смелости, то ли глупости, то ли полному уже на себя наплевизму полковника.
Квартира его опечатана, а он сорвал сургуч и живет-поживает...
Полковник открыл и онемел, увидев Касьяна. Кого он ждал, подумал Касьян, и понял: Елену.
А тут он, ненавистный... - Вы? - спросил Юрий Федорович, не веря глазам своим, и испугался, - это видно стало по его лицу. - С плохими вестями... - уже обреченно сказал он. - Проходите.
На его уверенность Касьян ответил неопределенно: не знаю, не знаю, полковник, как взглянете...
Он сел на кухне в кресло, полковник примостился на табурете, и сразу сообщил: ваша жена, повидимому, жива.
И тут же вскочил, удержав полковника от падения на пол.
У того закатились глаза, и он был, пожалуй, в полуобмороке. ... Вот шут тебя задери! подумал Касьян, не зная, что делать: бросить Федорыча он не мог, чтобы поискать хоть нашатырь, и стоять так глупо, - когда-то нежносердый полковник придет в себя, кто его душу знает!..
Вспомнив все способы, Касьян шлепнул довольно увесисто полковника по щеке.
Тот приоткрыл глаза, сначала мутные, но быстро взгляд его стал осмысленным (вот мужики пошли! думал Касьян. Хуже баб... В чем был прав), и он спросил слабым голосом. - Где она? Я ей все прощу...
Касьян разозлился: - Но я ей не прощу, уважаемый полковник, а когда не прощает полицейский, то мужу стоит подзаткнуться.
Полковник уже прямо сидел на табуретке и искал что-то глазами, потом униженно обратился к Касьяну. - Касьян, возьмите в шкафчике бутылку "Абсолюта", там половина, и давайте выпьем... Извините, что я вас прошу, но мне как-то не по себе, встать не смогу.
Касьян взял бутылку, налил две рюмки и они молча выпили. - Только пьем мы не за одно и то же. - Заметил Касьян, - вы - за возможное счастье
приобретения супруги, - сомнительных - и счастья, и приобретения... Я за то, что, наконец, прояснилась драматургия ограбления и, пожалуй, заказчик убийства. Ваша жена. Александра. - Кика? Заказчик? Чьего убийства? Моего? Но я жив, и никто на меня не нападал... Что с ней?.. Скажите мне, Касьян, честно, прошу вас... - Бормотал полковник. ... Вот дурной, выругался про себя Касьян, - вяжется за стервой, а чудную бабу бросил!
Так захотелось засветить "Юраше" в глаз, чтоб неповадно было! Да что он, в самом деле! Разве эту размазню квашеную перевоспитаешь?.. Разыграть такое невозможно, вернее, возможно, только не этому дяде. Не он пособник... Все ниточки к другому... - Вот сейчас я при вас позвоню в Склиф и спрошу, как чувствует себя Алексей Радоиванов, помер или нет после черепно-мозговой травмы, проще говоря, после удара топором или ещё чем. |