– Иди сюда, – попросил Изюмка и сам сделал шаг вперед.

– Смотри, смотри, он его слушается… – шептались за спиной одноклассники.

Изюмка не слышал их. Он смотрел в волчьи глаза и тонул в них. У него заболела голова от обилия того, что он узнал и прочел в их влажной глубине.

– Скорее, дети, скорее, ну что вы прилипли к одной клетке, – торопила учительница, подталкивая в спину самых нерадивых. – Пойдемте, мы еще моржа не видели.

Изюмка уходил, не оборачиваясь, вытянувшись в струну, словно связанный каким-то заклятием. Он знал, что волк смотрит ему вслед, и знал, что должен еще раз придти сюда. Но придти, когда не будет этой гудящей и жующей толпы, в которой Изюмкина голова пустеет и мысли путаются, как нитки из заигранного кошкой клубка.

И вот он пришел. Может быть, как раз этот самый овчар и был уготован ему? И именно это он прочел в волчьих глазах? Изюмка не знает ничего, но твердо верит в то, что все будет так, как должно быть. Только то, что заставляют, может быть неправильным. Недавно Изюмка прочел сказку о Золотом Ключике и возненавидел Мальвину за то, что она заставляла Буратино умываться.

Овчар ворчит все громче, с клыков капает розовая слюна. Ему надоела неопределенность. Изюмке тоже.

– Уйди! – громко говорит он овчару. И про себя тоже повторяет: «Уйди!».

У овчара вдоль по хребту встает черный острый гребень – ему не хочется подчиняться. Он хочет загрызть Изюмку, разорвать его на мелкие клочки.

– Пошел вон! – говорит Изюмка.

Он уже знает, что овчар уйдет, и страх окончательно покинул его. Теперь боится овчар. Он не понимает власти над собой этого хилого человечка, которого он мог бы загрызть одним ударом мощных челюстей. Для взрослого зверя все непонятное – страшно. Овчар глухо ворчит и пятится назад. Изюмка тоже уходит, не оборачиваясь.

Часы на Петропавловке звонят три часа. Изюмка идет по ночному зоопарку. Ему очень хорошо, хотя он и не сумел бы сказать об этом словами. Из синей лужи холодным белым лучом встает отражение фонаря. Рядом с лучом плавает желтый кленовый лист. Изюмка трогает пальцем луч, потом вынимает лист из лужи и греет его в ладонях. Внезапно над зоопарком проносится жуткий тоскливый крик. В нем зов чего-то недоступного пониманию Изюмки, неизмеримого и несравнимого ни с чем. Оно манит и заставляет его дрожать крупной дрожью.

– Это обезьяны – гиббоны, – вспоминает Изюмка клетку с забавными чернолицыми старичками. – Они и днем кричали. Но днем почему-то смешно, а ночью страшно… Хотя нет, не страшно, тягуче как-то. Непонятно.

Изюмка идет по аллеям зоопарка и видит устремленные на него звериные глаза. Круглые и узкие, коричневые и голубые, злые и добрые. Больше всего равнодушных.

– Как и у людей, – думает Изюмка, но тут же оправдывает зверей. – Но они все в клетках и так далеко от их настоящего дома.

Фонарь запутался в листве клена и золотисто-изумрудным цветом подсвечивает его изнутри. Медленно кружась и переливаясь в его лучах, падают на асфальт осенние листья. С минуту, словно завороженный, смотрит Изюмка на это чудо, потом идет дальше.

Вот и клетка волка. Синий фонарь освещает площадку между двумя решетками. В самой клетке – густая, непроглядная темь.

– Волк, ты где? – зовет Изюмка, вглядываясь в темноту. – Я здесь, я пришел.

Прямо у решетки возникают два зеленых глаза, бесшумно обозначается большая черная тень. Зверь словно проявляется по мановению волшебной палочки. Изюмка перелезает через загородку, подходит к клетке и протягивает руки сквозь решетку. Руки у Изюмки тонкие и свободно проходят между прутьями. Ладони гладят жесткую шерсть, ощущают тепло сильного тела, перекатывающиеся под кожей мышцы.