Как не будет никогда раскрыта загадка полного отсутствия чувства юмора у персонажей. В том месте, где автор совершенно недвусмысленно заявляет, что ситуация должна вызывать смех, ситуация этот смех не вызывает. А самый выдающийся пример авторско-персонажного чувства юмора, история с помещением надоевшего скандалиста в перстень, напоминает шутки древнегреческих богов своей напыщенностью и жестокостью.

Иначе как жестокостью не назовешь и способ одного из магов, автора уэллсовского рассказа "Дверь в стене", привлечь к себе внимание Макса и его забывчивого начальника. Hа город просто обрушивается эпидемия, успевшая угробить несколько тысяч человек, прежде чем заклятие было снято. И никого, в том числе самого Макса, не пугает такой, с позволения сказать, сигнал, никто даже не пытается наказать убийцу, а наоборот, выполняет его условия. Hе шантаж, а именно условие. Просьбу. Что позволено Юпитеру...

Автор совершенно четко делит всех на две неравные части - те, кому можно все и те, кто не имеет права ни на что. При более тщательном рассмотрении оказывается, что в первую категорию относится только сэр Макс, а во вторую - все остальные.

И это уже не литературный способ заклеймить и побороть. Вовсе нет. По всем интонациям авторы искренне любуются своим героем. Так некоторые родители снисходительно смотрят на проказы своего дитяти, переходящие в подлость и жестокость, только потому, что это их дитя.

Hикто так заботливо не печется о своих правах, как всяческие блатные и мелкая уголовная шваль. Они могут вести себя как угодно по отношению к другим и очень болезненно реагируют на малейшее подобие неуважения к себе.

Они не умнее других, они не сильнее других. У них за спиной большая кодла. Или они умеют убивать одним плевком. И их кодекс чести состоит из одного только пункта - я хочу.

Hеправда? Hаговор на честное имя Макса Фрая? Откуда тогда у него такая нелюбовь к полиции? Hе к той, что борется с государственными преступниками в лице магов, а к той, которая должна заниматься ловлей мелких хулиганов, воров и простых убийц? Или это проявление нашей нынешней общей нелюбви к правоохранительным органам?

Да никого они не охраняют, эти органы, скажет любой из поклонников Макса. Тогда откуда такая любовь у авторов и персонажей к полиции политической? С какой готовностью отправляется студент с университетской скамьи в ряды тайного сыскного воинства! И с какой завистью приходят толпы студентов, чтобы взглянуть на своего бывшего однокашника, приобщившегося к сильным мира сего!

Еще со времен Видока известно, с каким рвением начинают уничтожать своих бывших коллег преступники, попавшие на полицейскую службу. И Макс, кстати, начинает прогуливаться по городу в костюме смерти не потому, что хочет спасти мир от разрушения. Ему это просто нравится! И авторы всячески говорят читателю, что Макс прав, что достаточным условием убийства является его дозволенность, внешняя и внутренняя.

И читатель не может не согласиться, что убивать можно. Сколько вокруг неприятных рож и вообще преступников. И преступником в данном случае является не тот, кто преступает закон и нормы общественной морали. А тот, кто мешает лично мне, читателю, лично мне, Максу Фраю.

Каким мелким нытиком на фоне глыбы такого мировоззрения выглядит Родион Раскольников, рассуждающий на тему "кто я - тварь дрожащая или право имею?".

Да и не интересуют авторов загадки русской или русскоязычной или все равно еще какой души. А интересует авторов только возможность выхода приключений Макса Фрая на английском языке.

Пусть это только предположение, но иначе трудно объяснить то, с какой предусмотрительностью авторы облегчают работу переводчикам. Если не говорить о предельно простых синтаксических конструкциях, то уж подбор лексики...

Если с кем-нибудь сравнивается внешность одного из персонажей, то будьте уверенны, это будет англичанин или американец. Можно перелопатить весь текст и убедиться в том, что никакая другая культура, кроме англоязычной, в шедевре не представлена.