Изменить размер шрифта - +
Те, кто видел, что произошло, стали показывать на мужчину пальцами и смеяться. Их смех тонул в окружающем реве. Затем эти люди вместе с тем мужчиной исчезли из виду, когда толпа колыхнулась вперед.

Торжественный звон церковных колоколов вырвался из репродукторов, установленных на зданиях, окружавших Таймс-сквер.

— С НОВЫМ ГОДОМ! С НОВЫМ ГОДОМ! — закричали тысячи людей. — С НОВЫМ ВЕКОМ!

Трубы, колокольчики и трещотки присоединились к крикам, создавая невнятный гвалт.

Секундная стрелка сделала полный круг, новому веку уже была одна минута, и часы пропали, а на их месте появилась огромная голова президента. Он произносил речь, но из-за непрекращающегося крика и шума толпы ни одного слова из репродукторов слышно не было. Губы президента шевелились, что-то говоря, поднимался в знак предостережения указательный палец.

Энди едва расслышал полицейский свисток на Сорок второй улице. Он стал пробираться на этот звук, распихивая людей плечами и дубинкой. Кого-то толкали в тесном кругу людей. Еще один полицейский, зажав свисток зубами, пробирался с другой стороны, размахивая во все стороны дубинкой. Энди взмахнул своей дубинкой, и толпа перед ним расступилась. На мостовой лежал высокий мужчина, закрыв голову руками.

Лицо президента исчезло с экрана, и снова появилась бегущая строка.

Мужчина на земле был страшно худ и одет в какое-то тряпье. Энди помог ему подняться, и сквозь него взглянули полупрозрачные голубые глаза.

— «И отрет Бог всякую слезу с очей их, — сказал Питер. — И смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло. И сказал сидящий на престоле: се, творю все новое».

— Не сейчас, — сказал Энди, поддерживая его под руку. — Идите домой.

— Домой? — заморгал ошарашенный Питер, когда до него дошел смысл слов. — Нет уже дома, и нет света, ибо прошло тысячелетие, и нас всех будут судить. Закончилась тысяча лет, и Христос возвращается во славе на землю.

— Должно быть, вы ошиблись веком, — сказал Энди, поддерживая мужчину под локоть и ведя его сквозь толпу. — Полночь уже прошла, новое столетие началось, и ничего не изменилось.

— Ничего не изменилось?! — заорал Питер. — Это Армагеддон! Он должен начаться!

Он в испуге вырвался из рук Энди и побежал прочь, но, повернувшись, закричал искаженным голосом:

— Все должно кончиться! Может ли мир существовать вот так еще тысячу лет? ВОТ ТАК?!

Их разделили идущие люди, и он исчез из виду.

«Вот так?» — подумал Энди, устало бредя среди расходящейся толпы. Он помотал головой, чтобы избавиться от этой мысли и выпрямился: он на работе.

Теперь, когда всеобщий энтузиазм пропал, люди почувствовали холод, и толпа быстро рассыпалась. Они расходились, пряча лица от ледяного ветра с моря. За углом на Сорок четвертой улице у гостиницы «Астор» охранники освобождали место на мостовой, чтобы ко входу смогли подъехать велотакси с Восьмой авеню. Яркие огни над входом освещали это место, и Энди остановился на углу, когда появились первые гости. Меховые шубы и вечерние платья, смокинги под темными пальто с каракулевыми воротниками. Должно быть, здесь проходил грандиозный праздник. Появились еще гости вместе с охранниками, они стояли в ожидании на тротуаре. Слышались женские голоса, смех и возгласы, поздравления с новым годом.

Энди повернулся, чтобы преградить путь людям, идущим с площади на Сорок четвертую улицу, и увидел Ширли, стоявшую в ожидании велотакси и с кем-то беседовавшую.

Он не заметил, кто с ней был и что на ней было надето, — он видел лишь ее лицо и легкие волосы. Она смеялась, оживленно разговаривая с окружающими. Затем она села в такси, накрылась накидкой и исчезла.

Быстрый переход