– Во, – говорит, – неплохо устроились! Вы бы еще стендер сюда притащили. Плавать надо, двигаться. На то он и отпуск, чтобы тело напрячь, а голову отпустить.

Ну, пустились они плавать. Как уж там вышло, не знаю, но один из аврехим начал тонуть. Друг его за волосы тянет, не дает на дно уйти, а сам на помощь зовет. Подоспели спасатели, вытащили, давай откачивать. И хоть бедняга под водой пробыл всего ничего, а захлебнуться успел.

Примчалась «скорая», тело к аппарату подключили, начали работать. Врач хлопочет, хлопочет, а санитар, тоже с кипой на голове, подходит ко второму авреху и советует тихонечко:

– Вы свидетельство о смерти сразу потребуйте, на месте. Меньше волокиты, и на вскрытие не повезут.

– Какое вскрытие? – бледнеет друг, – какое свидетельство, он же и утонуть толком не успел!

– Успел, не успел, – говорит санитар, – а сердце остановилось.

Тут и врач подходит с сокрушенным и беспомощным видом.

– Всё, – говорит, – в Его руках. А что в моих, я уже перепробовал. Не помогает. Сообщите семье.

Отвернулся аврех и как был в плавках и без шляпы, обратился к Всевышнему.

– Год своей учебы отдаю, – просит, – заслугу целого года учения, только оживи друга.

Проходит несколько секунд, и вдруг – о чудо – утопленник начинает кашлять.

Врач с изменившимся лицом бежит к телу. Санитар – вдогонку. Всю аппаратуру прицепляют заново, и через десять минут «покойник» открывает глаза.

Н-да… И это не россказни, не сказки досужие – это я сам, сам видел. Была тебе одна объективная действительность, как вдруг – р-раз – и совсем другая. И объективная, заметь, ничуть не меньше предыдущей.

– Так-то вот оно так, – торжествующе заключил Нисим. – А паззлы… Паззлы пусть дети собирают.

Реб Вульф взглянул на часы.

– До вечерней молитвы осталось пятнадцать минут. Одну историю еще рассказать можно.

– Пожалуй, – не спеша, произнес Акива, – я попробую это сделать. Попробую разложить перед вами паззл. – Он иронично посмотрел на Нисима. – А вы уж собирайте, как сумеете.

В стародавние времена жил на Кубе знаменитый раввин. В его роду причудливым образом переплелись мудрецы и книгочеи с удачливыми купцами и любителями дальних странствий. Глава рода за несколько лет до изгнания сумел покинуть Испанию – и не просто покинуть, но и вывезти из нее всё богатство. Его потомки, осевшие в Брабанте, вовремя поддержали Вильгельма Оранского, а спустя полвека, получив особые льготы, перебрались на Кубу. Формально раввин считался главой торгового дома этой огромной, богатой и удачливой семьи, но на самом деле предпочитал ни во что не вмешиваться, а провести отведенные ему годы в бейт-мидраше над книгами.

Именно годы, – повторил Акива, – я не оговорился. Старшие дети в семье, наследники рода, умирали очень рано, самому везучему удалось перевалить за тридцать два года. Раввина, о котором я веду рассказ, звали Овадия, он женился, по обычаю своего рода, очень рано и к тридцати годам уже готовил к замужеству старшую дочь. Дальнейшее, – тут Акива остановился и достал из сумочки небольшую тетрадь в толстом переплёте из потрескавшейся коричневой кожи, – пусть расскажет сам раввин. В молодые годы мне довелось работать в Гаванском архиве и, перебирая бесконечные папки с документами, я наткнулся на подшивку «еврейских древностей». Так было написано на коробке, в которой хранились всякого рода бумаги, относящиеся к еврейскому населению Кубы. Среди них я обнаружил письмо раввина Овадии.