Слышу голоса. Кто-то говорит. О чем они разговаривают? Я слишком устала, чтобы вникать. Кто все время бубнит? Дайте поспать, наконец! Погодите-ка, узнаю мамин голос. Это же она все время что-то говорит. Кто там еще? Папа. Его голос. Родители что-то говорят. Хотят, чтобы я проснулась. Зачем? Почему нельзя оставить меня в покое? Надо слушаться маму. Мы с Фридой всегда ее слушались, пусть и не сразу. Я не могла пошевелиться, лежала как каменная. Мне хотелось только одного: спать, спать, спать, однако настойчивый мамин зов не давал провалиться в забытье.

— Эм! Если ты слышишь, открой глаза! Открой глада, Эм. Хотя бы на минуточку, открой глаза!

Старая как мир уловка: стоило мне открыть глаза, как мама тут же заставляла вылезать из постели и разбирать посудомоечную машину, одеваться в школу или еще что-нибудь не менее «приятное». Нет, я на это не попадусь!

— Эм, я прошу тебя! Пожалуйста, открой глаза! Чувствовалось, что мама очень расстроена. Может, у нас в квартире пожар? Наверное, надо послушаться. Открыть глаза хотя бы на щелочку, чтобы понять, чего она от меня хочет.

— Умоляю, Эм!

Плачет?.. Я не хотела доводить маму до слез. Надо все-таки открыть глаза. Честное слово, я старалась, но ничего не получалось. Глаза не открывались! Было слышно, как мама плачет, а папа успокаивающе бормочет: «Все будет хорошо, Карен».

— В подобных случаях, — послышался незнакомый мужской голос, — нет ничего удивительного в…

Окончание фразы я не расслышала, так как боролась с глазами, которые никак не хотели открываться.

Веки словно приросли друг к другу. Со зрением не складывалось, и я решила переключиться на речь. Надо сказать маме, чтобы она не плакала, потому что со мной все хорошо, просто я очень устала. Наверное, мне нужно еще чуть-чуть поспать… Но и рот не желал открываться. Я испугалась. По правде говоря, мне было так тяжко, что было проще соскользнуть обратно в сон. Потом все объясню маме, когда высплюсь. Нужно немножко прийти в себя. Вот вздремну на пару часов и буду как огурчик.

Наконец-то открылись глаза. В этот раз меня никто не звал и никаких пятен перед глазами не плавало. Это произошло само собой. Непроизвольно. Обретя зрение, я с удивлением обнаружила, что нахожусь не в бассейне и даже не дома, а лежу в кровати, в больнице. Несмотря на полумрак, я заметила, что меня окружает незнакомая обстановка. Стены бежевого цвета, а не нежно-персикового, в который я однажды перекрасила свою комнату потому, что меня тошнило от светло-серой унылости нашей квартиры. Плакаты из фильма «Джорниквест» (знаю, фильм провальный, но плакаты все равно отличные) тоже исчезли без следа. Не было видно и открыток, купленных мной во время экскурсии в Художественный музей. Вместо привычных вещей я увидела кучу проводов. Причем, судя по всему, они были подключены ко мне. Провода вели к каким-то приборам в изголовье кровати, которые мерно жужжали и периодически попискивали. Я не успела испугаться, так как, слава богу, рядом со всей этой электроникой увидела спящего на стуле папу. Почему я лежу в больнице, замотанная в какие-то провода? Я всегда отличалась завидным здоровьем и попала в больницу только один раз, когда в восемь лет сломала руку, свалившись с качелей на детской площадке. Я опять откуда-то упала? Для этого, по идее, надо сначала влезть куда-нибудь повыше, но, по-моему, я никуда не лазила.