- Другое дело... То есть сердечно благодарю, Аполлон Аполлонович, и с удовольствием принимаю приглашение, - уважительно склонил голову Бугаев, и тут же, не чинясь, сам налил из графинчика, опередив поспешившего было к столу Мустафу. Впрочем, тот нашёл чем пригодиться: поправил салфетки в салфетнице и выставил графинчик ровно на середину.

- А что, Мустафа, - Аблеухов улыбнулся, отчего лицо его стало похоже на сморщенное печёное яблочко, - не хочешь ли маленькую? У нас сегодня победа. Мы изрядно пригодились Государю и Отечеству.

- Это достойная причина, - важно сказал Мустафа. В руке у него мгновенно появилась серебряная с чернью рюмка, которую он обычно прятал где-то в рукаве. Домашние знали, что в другом рукаве у него был спрятан трёхвершковый кинжал с узким лезвием.

Графинчик одобрительно булькнул.

- А Коран что говорит? - подкузьмил турка Бугаев.

- Виноградное вино запрещено Пророком, мир ему, ибо оно погубило нашего прародителя Ноя, - невозмутимо ответил Мустафа. - Когда-то глупцы, не отличающие правую руку от левой, говорили нам, что водка - это то же вино. Но правоверные теперь знают, что про водку в Коране ничего не сказано. Я читал Коран, там ничего не сказано о водке.

- Ну что ж, значит, в Коране есть много хорошего, особенно среди того, что в нём не сказано, - подытожил Бугаев. - Давайте, что-ли...

Все встали: первый тост всегда был за Государя.

Мустафа хлопнул стопку, не изменившись в лице.

- Закуси, - предложил Борис, но Мустафа покачал головой и отошёл на свой наблюдательный пост.

- Они после первой никогда не закусывают, - объяснил Аполлон Аполлонович. - Такой уж у них обычай.

- Чья работа, с водкой-то? - капитан был человеком осведомлённым, ибо никогда не упускал случая прибавить к своим познаниям лишний скрупул.

- Четвёртое Отделение, - усмехнулся Аблеухов. - Полковника Валерия Брюсова секретный план по смягчению культурных различий. Дело тонкое, деликатное. В лучших традициях покойного Фёдора Михайловича.

- Кстати, я слыхал, что полковник не пьёт, - вспомнил Бугаев. Совсем.

- Потому что от спирта не пьянеет, - объяснил Аполлон Аполлонович, - а в винах не ощущает вкуса... По второй?

- А то как же!

На этот раз Мустафа успел разлить водку по стопкам.

- Ну-с, - Аблеухов меленько перекрестил себе левую грудь, где сердце, - пронесло. Послушал ведь Государь меня, старика... За то и выпьем.

Выпили. Закусили оливками.

- Простите, Аполлон Аполлонович, за возможную дерзость, - набрался смелости Бугаев, - но вы сами роман-то читали?

- А то как же. Последнюю неделю на то и убил. Вечерами, конечно, на досуге, - добавил Аблеухов на всякий случай.

- Я тоже, - сообщил Борис Николаевич, наклонившись к портфелю, с которым не расставался ни в каких обстоятельствах, - вот, - он выложил прямо на скатерть голубой томик, на котором значилось: "Leon Tolstoy. La Guerre et la Paix. Tome I."

- М-м, - Аблеухов прищурился, - на французском читаете? Я вот в переводе знакомился.

- В котором: Виноградова или Паскевич? - блеснул знанием предмета Бугаев.

- Госпожи Воронцовой-Дашковой, - поправил его Аблеухов. - Княгиня Ирина свои переводы девичьей фамилией подписывает. Европейская, знаете ли, мода... Но на французском я тоже того... знакомился. В общем, предпочитаю оригиналу перевод. Всё-таки граф Толстой коренной русак, хоть и изменник.

- Изменник ли? - прищурился капитан. - Как же он подкузьмил французам! И хитро: уже объявлен классиком, академик, "бессмертный"... имя-то уже со скрижалей не смоешь. И тут вдруг - неизвестный роман! Да какой! Приговор Наполеону и возвеличение русского оружия!

- А всё же изменник, - не без сожаления в голосе заключил Аблеухов.