|
С трудом удалось приподнять левую руку (почему она такая тяжелая?) и поднести к лицу часы. Напряг зрение. На циферблате светились цифры – 11:26. 11:26 вечера. 28 мая. Я перелистал в уме страницы своего дневника. 28 мая… Порядок! День – по-прежнему тот же самый. Всего несколько часов прошло с тех пор, как я вырубился. Хорошо хоть часов, а не дней. Часа четыре, наверное. 28 мая… Обыкновенный день. Все, как обычно. Ничего особенного не случилось. Сначала я поехал в спортзал, потом в библиотеку. Поработал на тренажерах по обычной программе, читал на любимом диване Нацумэ Сосэки. Поужинал у вокзала. Точно… Рыбу ел. Кету. Две плошки риса. Мисо и салат. А потом… Потом – не помню. Острая боль пронзила левое плечо. Возвращалась чувствительность, а вместе с ней – и боль. Такая, будто я обо что-то сильно ударился. Правой рукой я погладил это место поверх рубашки. Раны вроде нет, опухоли тоже. Под машину я, что ли, попал? Да нет – одежда не порвана и болит только под мышкой. Скорее всего, просто ударился. Я заворочался в кустах и стал ощупывать землю, насколько доставали руки. Но касался только веток, согнутых и измочаленных, как душа замученного зверя. Нет рюкзака! Я пошарил в карманах. Бумажник на месте. В нем какие-то деньги, карточка-ключ от гостиничного номера, телефонная карта. Еще кошелечек для мелочи, носовой платок, шариковая ручка. На ощупь, вроде, все при мне. Я был в кремовых шортах из грубой хлопчатой ткани, белой майке с клинообразным вырезом, поверх которой надел рубашку из дангери с длинными рукавами. И в темно-синей куртке. Кепка подевалась куда-то. Из гостиницы я вышел в бейсболке с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз», а теперь она исчезла. Наверное, свалилась, или оставил где-нибудь. Ну и ладно. Всегда новую можно купить. Наконец я наткнулся на рюкзак. Он стоял у подножия сосны поблизости. Как получилось, что я его там оставил, а сам полез в чащобу и там свалился? И вообще – где я? Память как будто застыла. Хорошо хоть рюкзак нашелся. Я вытащит маленький фонарик и посветил им, проверяя содержимое. Похоже, ничего не пропало. Во всяком случае, конверт со всей моей наличностью – точно. Я с облегчением вздохнул. Продравшись через кусты с рюкзаком за спиной, я выбрался на какую-то узкую дорожку. И пошел по ней, освещая путь фонариком, пока не увидел свет. Наверное, какой-то храм. Значит, я потерял сознание в рощице, здесь, на задворках. Храмовая территория оказалась довольно приличная. Ртутная лампа на единственном высоком фонаре отбрасывала холодный безразличный свет на святилище, ящик для пожертвований и эма . Моя тень причудливо растянулась по гравию. Я запомнил название храма, которое прочитал на доске объявлений. Вокруг – ни души. Немного впереди стоял туалет. Я заглянул – более-менее чисто. Снял рюкзак, умылся под краном и посмотрел на себя в тусклое зеркало над раковиной. Я, конечно, догадывался, какой у меня может быть вид, но то, что увидел, превзошло все ожидания. Мертвенно-бледные щеки ввалились, затылок в грязи, волосы дыбом. Я заметил, что на груди белой майки налипло что-то черное, по форме – вроде большой бабочки с раскрытыми крыльями. Попробовал счистить – не вышло. Что-то непонятное, клейкое. Чтобы успокоиться, я нарочно тянул время. Потом снял рубашку, стянул через голову майку. В мерцающем свете люминесцентной лампы стало понятно: это темно-красное кровавое пятно. Кровь свежая, еще не засохла. Довольно много. Я наклонил голову и понюхал пятно. Никакого запаха. Брызги крови – совсем немного – оказались и на рубашке, которую я надевал на майку. На темно-синей рубашке кровь была не так заметна. А на белой майке – такая яркая, свежая. Я попробовал постирать майку в раковине. Кровь смешалась с водой, и белый фаянс умывальника стал ярко-красным. Но сколько я ни тер ткань, следы крови не смывались. Хотел было засунуть майку в ближайшую урну, но передумал. |
