Что же касается каина, то, разумеется, и он не забыл, какая дорога ведет ко дворцу. И когда войдет туда, ему по силам будет изменить курс, отринуть все настоящие времена, что ожидают его и до, и после сего дня, и воротиться в прошлое хоть на день, на два, может быть, больше, но уж точно — не на весь отпущенный ему в этой жизни срок, потому что его судьба еще только решается, о чем в свое время будет известно и поведано. А сейчас он слегка прикоснулся пятками к бокам осла, ибо впереди лежит дорога, которая приведет его в город, и какое бы вино по случаю встречи ни налили ему, нужно будет выпить его. Когда глядишь на город вблизи, кажется, будто он не сильно разросся — прежние домишки, приплюснутые собственной тяжестью, прежние кирпичи, и разве только дворец вздымался над бурой массой старых построек, а при въезде на площадь, как и предписано правилами подобных повествований, вывернул из-за угла прежний старик с прежними овцами на одной веревке. Где пропадал, надолго ли к нам, спросил он каина. А ты все небо коптишь, не помер еще, отвечал тот неучтиво. Я буду жив, доколе живы эти овцы, я и на свет-то, наверно, рожден был смотреть за ними, следить, чтоб не сжевали веревку, на которую привязаны. Других ждала доля потяжелей. Это ты о себе. В другой раз тебе отвечу, а сейчас спешу. Кто-нибудь ждет тебя, осведомился старик. Не знаю. Я побуду здесь, посмотрю, выйдешь ты из дворца или останешься. Пожелай мне удачи. Для этого хорошо бы сначала узнать, что для тебя будет лучше. Этого я и сам не знаю. А о том, что лилит родила, знаешь. Ну да, когда я уходил отсюда, она ждала ребенка. Так вот знай, родила сына. Прощай. Прощай. Не дожидаясь, пока ему это прикажут, осел направился к дверям дворца и там остановился. Каин сполз с седла, отдал поводья подоспевшему невольнику и сказал ему: Есть кто-нибудь дома. Госпожа. Доложи, что к ней посетитель. Авель, тебя зовут авель, я отлично помню тебя, пробормотал тот. Ступай, не мешкай. Невольник поднялся по лестнице и вскоре вернулся в сопровождении мальчугана лет девяти-десяти на вид. Это мой сын, подумал каин. Невольник знаком пригласил его за собой. Наверху стояла лилит, такая же красивая и обольстительная, как и раньше. Я знала, что ты придешь сегодня, и потому оделась так, чтобы понравиться тебе. Кто этот мальчик. Имя ему — енох, он твой сын. Каин одолел несколько ступеней, отделявших его от лилит, схватил ее протянутые к нему руки, потом стиснул в объятии. Он слышал ее дыхание, ощущал, как трепещет ее тело, и когда она сказала: Вернулся, только и смог ответить: Да. По ее знаку невольник увел мальчика, оставив их наедине. Пойдем со мной, сказала она. Вошли в прихожую, и каин заметил, что там еще стоят топчан и табурет, сужденные ему десять лет назад: Как же ты догадалась, что я приеду, если я сам не знаю, как оказался в здешних местах. Никогда не спрашивай меня, как узнала я то, о чем говорю, потому что не сумею ответить тебе, но, проснувшись утром, я сказала: Сегодня он вернется, и сказала для того, чтобы ты услышал, и оказалась права, ты здесь, хоть я и не подумаю спрашивать тебя, надолго ли. Я только что приехал, хорошо ли сейчас говорить о том, когда уеду. А зачем ты приехал. Это длинная история, ее не расскажешь вот так, стоя в дверях. Не хочешь стоя в дверях, расскажешь лежа на ложе. Они вошли в спальню, где ничего вроде бы не изменилось, как будто память каина за время долгой разлуки не поменяла одно за другим все воспоминания, чтобы нечему ему было удивляться сейчас. Лилит начала раздеваться, и оказалось — время не властно и над ее телом. Тогда каин спросил: А ной. Он умер, ответила она спокойно, не дрогнув голосом, не отведя глаз. Ты убила его, снова спросил каин. Нет, ответила она, я же пообещала тебе, что не убью, и сдержала слово, он умер своей смертью. Тем лучше, сказал каин. Город тоже зовется енох, напомнила лилит. Как и мой сын. Да. А кто дал ему это имя. Кому. Городу. Ной. А почему он назвал город именем сына, не им зачатого. Сам не сказал, а я не спросила, ответила лилит, уже лежа в постели. |