– Но откуда же он возьмёт десять тысяч долларов на «Роллс-Ройс», если проиграет пари, ведь он же не может брать деньги из своего фонда, пока ему не исполнится двадцать один?

– У меня нет ответа на этот вопрос, Анна. Хотя, с другой стороны, я знаю, что он слишком горд, чтобы прийти непосредственно к нам, и что он никогда не стал бы заключать пари, если б не мог его выиграть. Ты случайно не видела в последнее время его книгу доходов и расходов?

– Ту, что ему подарили бабушки?

Алан Ллойд кивнул.

– Нет, я не видела её с того дня, когда он пошёл в школу. Я и не знала, что она существует до сих пор.

– Она всё ещё существует, – сказал банкир, – и я отдал бы месячное жалованье за то, чтобы узнать, какая цифра там стоит в колонке кредита. Полагаю, ты знаешь, что он держит свои деньги в банке Лестера в Нью-Йорке, а не у нас. А они не открывают счетов частным лицам на сумму менее десяти тысяч долларов. И я совершенно уверен в том, что исключений они не делают ни для кого, даже для сына Ричарда Каина.

– Сын Ричарда Каина… – повторила Анна. – Да, он, без сомнения, сын Ричарда Каина. Поверишь, он ни разу не попросил у меня ни цента с тех пор, как ему исполнилось двенадцать! – Она помолчала. – И знаешь, Алан, хочу предупредить тебя: он неласково отнесётся к тому, кто сообщит ему, что нужно вложить пятьсот тысяч долларов из его собственного фонда в компанию Генри.

– Они не ладят? – спросил Алан, и бровь его поднялась.

– Боюсь, что нет, – сказала Анна.

– Мне жаль слышать это. Если Уильям реально выступит против такой сделки, это, конечно же, серьёзно осложнит положение. Он не имеет прав на фонд до двадцати одного года, но, как нам сообщают наши источники, он не прочь воспользоваться помощью независимых юристов, чтобы определиться с тем, какие права у него есть по закону.

– О боже, – сказала Анна, – ты это серьёзно?

– О да, вполне серьёзно, но тебе не о чем беспокоиться. Честно говоря, все мы в банке были удивлены, но когда узнали, от кого исходит запрос, то поделились и той информацией, которую обычно оставляем для себя. По собственным соображениям, он не захотел выходить на нас непосредственно.

– Боже правый, – сказала Анна, – что же из него получится к тридцати?

– Всё будет зависеть от того, – сказал Алан, – повезёт ли ему настолько, что он влюбится в девушку столь же милую, как ты. Это всегда составляло сильную сторону Ричарда.

– Ты – старый льстец, Алан. Давай отложим вопрос о пятистах тысячах до того, как я переговорю с Генри.

– Конечно, моя дорогая. Я же сказал, что мне нужен твой совет.

Алан заказал кофе и нежно пожал руку Анны.

– Помни, что тебе надо поберечь себя. Ты – гораздо важнее, чем судьба каких-то долларов.

Вернувшись домой после обеда, Анна тут же начала думать о двух других письмах, пришедших сегодня утром. В одном она была теперь уверена: после всего, что она узнала от Алана Ллойда о своём сыне, будет правильно тихо уступить ему и разрешить провести летние каникулы с его другом Мэттью Лестером.

Взаимоотношения Генри и Милли представляли собой проблему, решение которой она не могла найти столь же легко. Анна села в кресло малиновой кожи, любимое кресло Ричарда, и посмотрела в окно эркера на клумбу с белыми и красными розами, но она ничего не видела, погрузившись в размышления. Анне всегда требовалось много времени, чтобы принять решение, но как только она это делала, уже никогда не отступала…

В тот вечер Генри приехал домой раньше обычного, и она задумалась, почему. Вскоре всё выяснилось.

– Я слышал, сегодня ты была на ланче с Аланом Ллойдом, – сказал он, входя в комнату.