Она поплелась к себе в отделение. По-хорошему следовало спуститься в приемный покой, где накручивал круги озверевший от неопределенности и страха за жену Турусов. Но Оксана оттягивала минуту встречи с мужем Альбины, потому что не могла сказать ему ничего утешительного. Даже если кудесник сотворит свое чудо и вытащит Альку, которая как минимум двенадцать часов носила в себе мертвого младенца, - это с единственной-то почкой! - она все равно не захочет жить, когда узнает, что ребенок погиб. А без желания жить шансов на выздоровление у нее нет.

Погруженная в некое подобие транса, Оксана шла по коридору своего отделения, не слыша орущих, стонущих, скулящих женщин, которые метались на койках и каталках, выставленных вдоль стен. Что побудило ее тогда остановиться? Детское личико в сочетании с непомерно огромным животом? Закушенные в упрямом молчании губы? Отчаяние, застывшее в глубине испуганных глаз? Интуиция? Вмешательство высших сил?

Оксана подошла к каталке, надела стетоскоп и почти не удивилась, услышав биение двух младенческих сердец. ("Значит, высшие силы".) Она проверила раскрытие шейки матки, кивнула самой себе и взялась за ручки каталки.

- Поехали рожать, милая, - сказала она девочке и повезла каталку в свой кабинет.

- Нам очень повезло с этой девочкой, с Ольгой, - рассказывала Оксана Гуляеву. - Она не стояла на учете в женской консультации и скрывала беременность от родных и знакомых. Только отцу ребенка и рассказала, но тот послал ее далеко и надолго. Тогда она собрала вещи и ушла из общежития. От стыда ушла. Сначала ночевала в подъездах, потом набрела на больную старуху, которая взяла ее к себе. Не за так взяла. Ольга ишачила на нее, как рабыня, да еще бутылки собирала и сдавала - им обеим на прокорм. Словом, ни о ее беременности, ни тем более о том, что она ждет двойню, никто не знал. Карту, которую завели на нее при поступлении в больницу, я изъяла. Но это потом, когда все уже было решено. А в ту ночь я принимала у нее роды и одновременно уговаривала расстаться с одним из младенцев. Это было непросто. Я клялась, что отдам ребенка в хорошую состоятельную семью, что приемный отец обеспечит саму Ольгу и другого ее малыша жильем, будет помогать им деньгами, пока она не устроится на работу, но она все сомневалась. Удивительно, ведь ей и одной абсолютно некуда было податься, а уж с двумя-то детьми!.. В конце концов я рассказала ей правду. Всю правду про себя и Альку. И про то, что Алька умрет, когда очнется после наркоза и узнает, что потеряла ребенка. Только тогда Ольга согласилась. Не из корысти, понимаешь? Не ради убежища для себя и ребенка, а из сострадания к совершенно незнакомой ей женщине. Она вообще оказалась удивительной девочкой, наша Оля.

- Как же вам удалось избежать слухов? - спросил Сергей. - Ведь в больнице, наверное, многие знали, что ребенок Альбины умер.

- Нет, не многие. Только я и две медсестры - из моего отделения и из хирургии. Еще подполковник. И, естественно, Турусов. Все. Пять человек. Считая Ольгу - шесть. Подполковник на следующий же день уехал в свою Самару. Галине Николаевне, сестре из хирургии, я полностью доверяла, и она ни разу меня не подвела, так что на ее молчание мы могли спокойно положиться. Барышне из гинекологии Турусов хорошо заплатил и устроил ее на престижную работу в питерскую спецполиклинику для высших партийно-хозяйственных чинов. Она уехала из Старграда через месяц после этой истории. А Ольга... Ольга сама поставила условием сделки, что мы никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажем о ее отказе от родной дочери. Так что я сегодня нарушила сразу два обещания... - Оксана помрачнела и замолчала, потом вспомнила о том, что заставило ее нарушить слово, и заговорила торопливо: - Мы заметали следы, как настоящие шпионы.