Но начать Гуляев решил все-таки не с них. Для того чтобы правильно построить допрос, желательно иметь представление о человеке, которого собираешься допрашивать, о его характере, стиле мышления, о его взаимоотношениях с жертвой наконец. И, раздумывая, от кого бы такие сведения получить, Сергей Владимирович, конечно же, вспомнил о Вольской.

Оксана тоже была его одноклассницей и дружила с Альбиной с незапамятных времен. По слухам, ее профессиональное мастерство дважды спасло Альбине жизнь, причем один раз - вместе с жизнью Алькиного ребенка. Она была крестной матерью Марины. Опять же по слухам, Турусов в благодарность за спасение жены неизменно проталкивал Оксану вверх по служебной лестнице. При его поддержке Вольская в тридцать семь лет стала главврачом областной больницы. Именно Турусов одолжил Вольской денег и всячески помогал с оформлением документов и регистрацией, когда она решила открыть частную клинику. Короче говоря, едва ли кто-нибудь лучше Оксаны знал саму Альбину и ее домочадцев - со всеми тонкостями и подводными течениями их взаимоотношений. А учитывая личное знакомство с Вольской и общие воспоминания о младых годах, Гуляев не сомневался, что лучшего информатора ему не найти.

Поколебавшись, он отказался от мысли пригласить ее повесткой в прокуратуру. Казенные дома не очень-то способствуют обмену трогательными воспоминаниями и задушевным беседам. Сергей Владимирович позвонил Вольской по телефону и попросил о встрече. После паузы, показавшейся ему мучительно долгой, она пригласила его к себе домой.

- Ты, наверное, хотел встретиться на нейтральной территории? - сказала она, когда Сергей после небольшой заминки поинтересовался, удобно ли это. - Извини, но на ресторан у меня сегодня нет сил. После трех операций я обычно уползаю из клиники на четвереньках. Подъезжай часам к десяти, надеюсь, к тому времени я уже доползу.

Он явился к ней, точно жених, - в костюме, белой рубашке, при галстуке. Даже с цветами. А Оксана скользнула по нему безучастным взглядом и поприветствовала без улыбки:

- Ну здравствуй, Рыжик. Сколько лет, сколько зим. Проходи, будь как дома. - И открыла пошире дверь.

Гуляев чуть не задохнулся от изумления, когда ее увидел. Она действительно смертельно устала, это было ясно сразу: лицо бледное, под глазами синева, веки полуприкрыты, словно ей невмоготу их удерживать. Невмоготу улыбаться, напрягать мышцы лица. Но даже в таком плачевном состоянии выглядела Оксана потрясающе. Если бы Сергей не знал точно, сколько ей лет, ни за что не дал бы больше тридцати пяти... ну, сорока. И главное, с годами она стала не то чтобы красивее, а интереснее, что ли. Есть такие лица, которые время не портит, а облагораживает, словно вдохновенный резец мастера. Черты под таким резцом приобретают неповторимость, линии - четкость и выразительность. И юная, симпатичная, но вполне заурядная мордашка превращается едва ли не в иконный лик.

- Ты чего застыл на пороге? Сражен моей неземной красой? - Ксана заставила-таки себя растянуть губы в улыбке. - Давай цветы и проходи. Если мы простоим еще минуту, я просто рухну на пол.

- Прости. - Гуляев отдал ей цветы и суетливо нагнулся расшнуровать ботинки. - Мне, наверное, не следовало сегодня приходить. Ты же предупредила, что устаешь...

Ксана молча пожала плечами и ушла в комнату. Вот и понимай как хочешь. Когда Гуляев вошел вслед за ней, она втискивала по одной его гвоздики в вазу к другим гвоздикам. Помимо этой вазы в комнате стояло еще штук шесть, все полные цветов. Розы, лилии, ирисы, тюльпаны... И даже коробочка с орхидеей.

- М-да, неудачное подношение у меня получилось, - пробормотал Сергей Владимирович. - Надо было коробку конфет принести. Или бутылку вина.

Ксана усмехнулась, открыла застекленную узорчатым стеклом дверцу шкафа, и Гуляев увидел, что все его полки заставлены конфетными коробками.

- В баре то же изобилие, - сказала Оксана. - Так что не переживай.