Я ждала Берти, чтобы сообщить ему новости, но он вернулся из «Черного быка» очень поздно – промокший до нитки, в дурном расположении духа и пьяный в стельку. В последнее время он стал пить больше, чем следовало. Я опасаюсь, что это повредит его здоровью, но не осмеливаюсь сказать ему об этом. Все мои замечания вызывают у него негодование или презрение. Хочу надеяться, что, когда мы будем проводить время в светском обществе, наши отношения улучшатся. Не знаю только, сможем ли мы когда-нибудь вернуть чувства, которые когда-то испытывали друг к другу.

Февраль 1822 года

Берти заболел. Ночью я сидела у его постели, но он был так сердит, что я нагрубила ему. Потом заявил, чтобы я убиралась прочь, и я ушла. Нехорошо заставлять горничных дежурить у постели хозяина, когда он болен. Поэтому сегодня я снова буду сидеть возле него – это мой долг. Хотя для меня это не самая приятная обязанность.

Лорд Лансборо удручен всем происходящим. Он надеялся, что женитьба и ответственность за Кенлингтон сделают Берти более здравомыслящим, но, к сожалению, этого не случилось. Что же касается меня, я, несомненно, стала более здравомыслящей.

Трудно жалеть человека, который к тридцати годам думает только о своем удобстве и развлечениях, а на остальных ему наплевать.

Март 1822 года

Сегодня утром Берти скончался.

От острой пневмонии, как сказал врач.

Лорд Лансборо убит горем.

Март 1822 года

Сегодня Берти похоронили в фамильном склепе Лансборо. Лорд Лансборо весь день плакал. Теперь, когда Берти покинул этот мир, не оставив после себя наследника, лорд Лансборо – последний из Бертрамов. Он сразу постарел на десяток лет.

Все оставили меня в покое, предполагая, что я схожу с ума от постигшего меня несчастья. Возможно; так оно и есть. Честно говоря, я сама не знаю. Я не чувствую ни боли, ни потери. Ощущаю какую-то странную пустоту внутри. Сижу и смотрю невидящим взглядом в одну точку.

Вряд ли я буду продолжать вести этот дневник. Боюсь, мои мысли не стоят того, чтобы их запечатлевать на бумаге.

Глава 4

Весна 1823 года

Селия, леди Бертрам, смотрела в окно экипажа. Она так давно не была в Лондоне, что уже забыла, какой он оживленный. Улица, по которой они ехали, была переполнена другими каретами, господами верхом на лошадях, пешеходами и уличными торговцами. После тишины и уединения Кенлингтон-Эбби Селия отвыкла от шума и грохота столичных улиц, и город казался ей настоящим адом. Все здесь было Селии чужим. Ей не верилось, что когда-то она здесь жила.

Мать, встретив ее, просияла:

– Как я рада видеть тебя, дорогая. Я так соскучилась по тебе за эти четыре года. Представляю, как ты удивишься, увидев, как все переменилось в Эксетер-Хаусе. Младшие мальчики имеют обыкновение переворачивать там все вверх дном! Дэвид и Вивиан тоже скоро приедут в Лондон. Ах, дорогая, как мы все по тебе скучали… – Она продолжала говорить, рассказывая в подробностях обо всем, что случилось с тех пор, как Селия уехала из города четыре года назад.

Селия уже не слушала мать. Герцогиня начала свой рассказ, еще когда они выехали из Кенлингтон-Эбби, неделю назад. Вынужденная слушать болтовню матери в течение восьми дней, Селия поняла, что за четыре года успела привыкнуть к тишине.

Когда экипаж остановился у Эксетер-Хауса, к ним спустился лакей и подал руку Розалинде. Выйдя из кареты, Селия подняла глаза на дом, ожидая, что на нее нахлынет знакомое чувство восторга. Фамильный дом герцога Эксетера всегда вызывал у нее душевный подъем. Ей казалось, что, приехав в Лондон, она пустилась в увлекательное приключение.