– Селия посмотрела на Энтони с нескрываемым изумлением. Он грустно улыбнулся. – Я хорошо помню.
– Я тоже помню. – проговорила она и широко улыбнулась. – В тот вечер, когда вы спасли меня от лорда Юстона.
– Я до сих пор содрогаюсь при мысли, что вам пришлось выслушать столь вопиющее злоупотребление поэзией.
– Ну что вы. Бывало и похуже. Вот лорд Фарнсуорт однажды прочел стихотворение собственного сочинения, которое называюсь «Ода графину бренди».
– Несомненно, это был не самый лучший образчик любовной лирики.
Селия прыснула.
– Полагаю. – Она покачала головой. – Когда лорд Фарнсуорт декламировал это стихотворение, он держал графин на весу. Его номер всех развеселил. – Селия перестала улыбаться. – Я чувствую себя такой лицемеркой, – сказала она. – Не хочется, чтобы люди говорили обо мне и моих несчастьях. Однако я считаю занятным, когда кто-то, взгромоздившись на стол, признается в вечной любви к бутылке.
– Никакая вы не лицемерка, – сказал Энтони. – Подвыпивший парень, сочиняющий оды дешевому бренди, выставляет себя на посмешище, изображая клоуна, чтобы привлечь к себе внимание. Фарнсуорт сам находил это занятным, ему было весело. А на следующий день, когда он протрезвел и у него перестала болеть голова, смеялся над своей дикой выходкой вместе со всеми. Сугубо личные переживания человека редко бывают забавными. Их нельзя выставлять на всеобщее обозрение.
– Но некоторые считают иначе, упиваясь чужими неприятностями.
Энтони покачал головой:
– Чужие проблемы щекочут людям нервы. Когда они узнают, что у кого-то не все гладко, их переполняет чувство собственного превосходства. Дело не столько в самом скандале, сколько в том, что люди узнают то, чего не вправе знать.
Помолчав, Селия сказала:
– По-моему, вы правы. Мне почему-то это не приходило в голову. Очень логично. Вы здравомыслящий человек.
– Что же, теперь я могу со спокойной душой удалиться, – с улыбкой произнес Энтони. – Поскольку высказал хотя бы одну здравую мысль.
– Уверена, это была не первая ваша здравая мысль за сегодняшний вечер. – Они дошли до дальнего конца сада.
Селия подняла голову и посмотрела на звездное небо.
– Ни одной падающей звезды на этот раз, – пробормотала она. – Вот уж не везет так не везет – пропустила единственную падающую звезду за сегодняшний вечер.
– Если хотите, могу подарить вам желание, которое я загадал.
Селия покачала головой:
– Оставьте его себе. А мне пора идти. Мама, наверное, с ног сбилась, разыскивая меня.
Ни слова не говоря, Энтони повернул к дому. Обратно они возвращались молча. В дверях Селия пожелала Энтони спокойной ночи. Он видел, как она вернулась в дом. Сам он пока не был готов возвращаться.
Так, значит, люди обсуждают Селию, и ей об этом известно. Он почувствовал приступ гнева на неблагодарных, невоспитанных гостей, которые шептались за спиной о несчастьях хозяйки. Одно дело – Лондон, где сплетницы с острым языком потехи ради готовы порвать чужую жизнь в клочья. Но ведь предполагалось, что здесь должны быть друзья Селии. Дэвид сам так сказал. И если так с ней обращаются ее приятели и подруги…
– Леди Бертрам! – Энтони вздрогнул от неожиданности, услышав чей-то голос из другого конца сада. – Леди Бертрам! – позвал кто-то снова.
Энтони повернулся и увидел Неда Чилдресса, который направлялся прямо к нему.
– Это ты, Хэмилтон? – удивленно воскликнул Нед.
Нед Чилдресс приходился Энтони дальним родственником, кажется, троюродным кузеном – седьмая вода на киселе. |