Эйзенштейн, Вс. Пудовкин, А. Довженко и широко известные в нашей стране Абрам Роом, Лев Кулешов и др.
Почему же никто из них не смог создать произведения, хотя бы в какой-то мере равного „Чапаеву“ по силе своего воздействия на зрителя, по глубине идей и высокой правде человеческих характеров?
Это можно объяснить только тем, что ведущая кинорежиссура того времени и направляющая кинокритика всё ещё во многом находились во власти абстрактных поисков кинематографической формы, придерживаясь теории бессюжетности, замены актёра типажом-натурщиком, утверждая, что только монтаж и композиция кадра есть основа основ настоящего киноискусства.
В этом, собственно, и заключалась причина разрыва, который образовался в то время между зрителем и картинами некоторых режиссёров. Блестящие по форме, по режиссёрскому мастерству, иногда даже по глубине содержания отдельных сцен, их фильмы оставляли простого, неискушённого зрителя холодным и равнодушным. Кинотеатры, когда в них показывались такие фильмы, как „Старое и новое“ (С. Эйзенштейн), „Иван“ (А. Довженко), „Дезертир“ (Вс. Пудовкин), „Новый Вавилон“ (Г. Козинцев и Л. Трауберг) и некоторые другие, как правило, оставались полупустыми.
Увлечённые формально-теоретическими построениями и схоластическими спорами вокруг этих построений, крупные мастера как бы забыли об общественном и воспитательном значении народного искусства. А с ходом времени оторванность их художественных исканий от живых истоков действительности остановила дальнейшее движение их творчества. Они уже не смогли увидеть новое в жизни нашей страны, создать правдивые увлекательные фильмы о действительности 30-х годов, о грандиозных сдвигах, вызванных осуществлением первой пятилетки. За десять с лишним лет после создания „Потёмкина“ и „Матери“ ведущая кинорежиссура не смогла создать ни одного яркого, на долгие годы запоминающегося образа — человека современной эпохи и человека эпохи Гражданской войны.
Творческому методу „бессюжетности“, „монтажа“ и „типажа“ оказалось не под силу проникновение в глубины человеческих чувств, сильных страстей и романтизма героев, рождённых Гражданской войной. Как оказалось, не под силу и художественное выражение тончайшей человеческой психологии, энтузиазма труда и лирических чувств рабочих и работниц — строителей первой пятилетки.
И вполне естественно, то, чего не смогли тогда сделать художники старшего поколения, сделали другие. И первыми из этих других были братья Васильевы, Ф. Эрмлер и С. Юткевич. В фильмах „Чапаев“ и „Встречный“ они сумели новое, большевистское содержание выразить в простой, доходчивой до миллионов сердец художественной форме…».
«ВТОРАЯ ВОЛНА»
Во второй половине 30-х окончательно устанавливается система централизованного управления искусством, в частности кино, самостоятельность киностудий и независимость постоянных киногрупп постепенно ликвидируются. Всё это было вызвано отнюдь не кознями Сталина, а явилось следствием закономерных процессов. На фоне растущей опасности со стороны германского фашизма страна должна была представлять собой единое и мощное государственное образование с сильным центром и подчинёнными ему окраинами. В этой системе «важнейшее из искусств» — кинематограф — не могло быть отдано на откуп нэпманам, которые дальше своих частнособственнических интересов видеть не могли. Их искусство в основном воспитывало мещан, в то время как Сталин делал ставку на воспитание идеологически сознательных граждан, патриотов своей страны.
Те авгиевы конюшни, которые появились в советском кинематографе во времена нэпа, Сталин начал чистить ещё в первой половине 30-х годов. При этом главный упор делался на центральный регион. В 1933 году на Московской кинофабрике (будущий «Мосфильм») был исключён из партии почти каждый третий коммунист. |