Макдугал склонился ниже:

— Может, я просто оставлю почту для ее светлости? Она прочтет ее, когда проснется… Прибыло послание, которое, я полагаю, будет ей…

— О-о-о, ради Господа Бога… — простонала герцогиня и поморщилась, словно звук собственного голоса причинял ей боль. Она приложила ладонь к платку, закрывающему глаза — в лучах солнца засверкали драгоценные перстни. — Умоляю, прекратите ваши мрачные перешептыванья! Так, должно быть, шепчутся монахини, замыслившие смертоубийство!

Макдугал с трудом удержался от смешка.

— Виноват, ваша светлость. Просто мне показалось, вас заинтересовало бы только что полученное послание.

Графиня слегка отогнула край платка, смоченного лавандой, — показался крупный породистый нос с горбинкой и яркий голубой глаз.

— Он ответил?

— Да, ваша светлость. Что само по себе изумило всех нас.

Одной из привилегий житья в услужении у леди Маргарет — а Макдугал поступил к ней на службу еще мальчишкой, то есть задолго до того, как она вышла за Роксборо и стала герцогиней, — было право время от времени откровенно высказываться. Макдугал этой привилегией, разумеется, не злоупотреблял — для этого он слишком дорожил и своим положением, и самой герцогиней.

Герцогиня отняла от лица платок и осторожно выпрямилась, привычным жестом поправив свой парик. Макдугал протянул ей серебряный поднос — на нем, в стороне от прочих писем и карточек, лежал небольшой конверт.

— Послание от лорда Синклера, ваша светлость.

— Благодарю.

Герцогиня вскрыла конверт. Леди Шарлотта следила за герцогиней горящим взором — отвлек ее серебристый мопсик, нацелившийся на моток пряжи, лежащий в ее корзинке для вязанья.

— Прекрати, Минни! Не смей трогать мою пря…

— Тысяча чертей! — Герцогиня смяла листок.

На круглом лице леди Шарлотты отразилось разочарование.

— Он не приедет?

— Нет, пропади оно всё пропадом! — Герцогиня швырнула смятый листок в камин. — Мой внучатый племянник не почтит своим присутствием ни мой званый обед, ни мой Зимний Бал! Единственное, что извиняет отчасти такую бессовестность… ну, если это можно так называть, — это его обещание навестить меня по возвращении из путешествия, которое он задумал. Но это будет спустя целый месяц после моих торжеств!

— О-о, какая досада!

— Какое свинство, сказала бы я! Предложить заехать ко мне на обратном пути откуда-то, где он, вне сомнений, будет предаваться самым низменным утехам! Какая гадость! — Герцогиня откинулась на спинку кушетки, глаза ее сверкали. — Я не приму его! Уж он попомнит, каково пренебрегать моими приглашениями!

Кое-что зная про натуру графа Синклера, Макдугал в этом сильно усомнился. И похоже было, что леди Шарлотта была того же мнения, потому что сказала нежно:

— Велика вероятность, что он просто пожмет плечами и уберется восвояси. Не намерена сказать ничего дурного про лорда Синклера, однако он явно не из разряда сговорчивых и уступчивых людей…

— Нет, разумеется! Он дурак, вот кто он такой, пропади он пропадом!

Герцогиня вновь прижала к лицу надушенный платок и обмякла на кушетке, словно тряпичная кукла.

Пусть это было очень дурно со стороны лорда Синклера — отказаться от приглашения своей тетушки, — но Макдугал счел за благо выбрать роль миротворца.