Экипаж повернул за угол и покатился по фешенебельному району Белгравия, но Хэтерфилд по-прежнему молчал, он просто не мог говорить – гнев кипел в нем, словно вода в котле, который он безуспешно пытался накрыть тяжелой крышкой. Он так и не сказал ни слова, пока экипаж не остановился у роскошного, величавого дома герцога Сотема с двумя отдельными входами.
– Почему ты идешь у нее на поводу? – тихо спросил он. – Почему терпишь все ее выходки?
Голос герцога вновь стал резким и властным, как – прежде:
– Ты либо будешь говорить о ее светлости с уважением, либо молчать.
Дверца экипажа открылась, и герцог приподнялся, собираясь выйти.
– Ты не останешься?
– Нет. Если не возражаешь, я воспользуюсь экипажем и поеду к себе на квартиру.
– Мама расстроится.
– Передай ей от меня глубочайшие извинения и – поклон.
Дверца захлопнулась с громким стуком. Экипаж тронулся.
Хэтерфилд откинулся на спинку сиденья и смотрел на Лондон, медленно проплывающий за окном. От прекрасного, бодрого настроя не осталось и следа – недолго он радовался жизни.
Стефани нервно барабанила пальцами по кожаному портфелю, который держала на коленях.
– Как вы думаете, что могло случиться?
Сэр Джон Уортингтон оторвался от изучения кипы документов, исписанных мелким почерком. Сумеречный свет лондонского утра, просочившись сквозь окно экипажа, скользнул по его лицу.
– Прошу прощения?
– Я говорю о лорде Хэтерфилде. Его сегодня не было за завтраком.
– Никто не может с уверенностью сказать, когда он появится. Он знает, что мои двери для него всегда открыты. – С этими словами сэр Джон снова уткнулся в свои бумаги. Было совершенно непонятно, как ему удается сосредоточиться в этом легком экипаже, который трясет и бросает из стороны в сторону на мощеных лондонских улицах и заносит на каждом повороте.
Скорее всего, причин для беспокойства не было. Просто она настроилась на встречу с ним, а он не появился. Несмотря на то что ночью Стефани спала не более пяти часов, она поднялась в половине шестого утра. Она оделась и тщательно зачесала волосы назад перед зеркалом. Убедившись, что белый воротничок свеж и накрахмален, девушка пощипала себя за щеки, пока на них не заиграл нежный розовый румянец, и покусала губы. И зачем, спрашивается? Неужели она и в самом деле рассчитывала, что маркиз Хэтерфилд станет восхищаться красотой мистера Стефана Томаса?
На самом деле ей хотелось именно этого.
Какой бы странной, нелогичной, сумбурной и опасной ни была эта затея, но факт остается фактом. Она страстно этого желала.
Когда Стефани спустилась по лестнице и вошла в утреннюю столовую, ее постигло страшное разочарование, ибо кроме сэра Джона и леди Шарлотты с недовольным выражением на кукольном личике там больше никого не было. Спокойный, серьезный, широкоплечий Хэтерфилд был чудесным противоядием от злобы и ненависти леди Шарлотты. Вчера поздней ночью он подвез Стефани до дома сэра Джона и, сказав на прощание обычное: «Спокойной ночи, Томас, приятных снов», – понимающе улыбнулся. Ей снилась эта улыбка и еще множество приятных вещей. Весь остаток ночи. Эта улыбка врезалась девушке в память, и даже во сне она сгорала от желания вновь увидеть ее на его губах сегодня за завтраком. Она и мысли не допускала, что он может не прийти.
– Понятно, – сказала она, но сэр Джон уже ничего не слышал, он вообще не обращал на Стефани внимания, словно ее и не было в экипаже. Она защелкнула замок на портфеле и стала смотреть в окно. Трясясь и покачиваясь, экипаж ехал по Стрэнд-стрит, а это означало, что они скоро будут на месте. На столе в кабинете сэра Джона лежал ее отчет. Она уже не помнила отчет во всех подробностях, ибо, дописывая последние страницы, валилась с ног от усталости. |