– Над печеньем не смеются. – Я принимаю предложенную тарелку.
– Карамельное с шоколадной крошкой.
– Серьезно? Твоя мама просто чудо! – восклицаю я достаточно громко, чтобы услышала Вивиан.
– Ага, если проголодаешься, забегай. Мама с ума сходит по готовке. Это дело всей ее жизни. Выращивает разные травы и овощи даже зимой.
Прядь выгоревших на солнце волос падает ему на лоб, и я задерживаю на ней взгляд на пару секунд дольше, чем следует.
– Хочешь зайти ненадолго? Я как раз осматривала дом.
Не помню, когда в последний раз приглашала кого-нибудь провести со мной время. Если бы здесь был папа, он бы сейчас улыбался как дурак, а я бы дико стеснялась. Четыре месяца назад я бы неловко отводила глаза, чтобы не встречаться с папой взглядом. Сейчас я готова все отдать, только бы он был здесь.
– Конечно. – Джексон убирает волосы со лба.
Я снимаю пленку с тарелки и вновь возвращаюсь в коридор.
– Пока я остановилась на комнате с роялем, – говорю с полным ртом печенья, когда мы проходим мимо.
К ручке следующей двери мы с Джексоном тянемся одновременно, и я едва не ударяю его по руке надкусанным печеньем. Парень улыбается. В Нью-Йорке со мной мало кто общался, особенно такие симпатичные ребята, как Джексон. Но все равно за это искреннее наслаждение моей неуклюжестью хочется его хорошенько пнуть.
Он распахивает дверь в комнату, с пола до потолка уставленную книгами. Каждый шкаф из темного дерева доверху набит ими, они кучами громоздятся на полу и на маленьких кофейных столиках. Единственное лишенное книг место – старый кирпичный камин с деревянными панелями по бокам. Он не такой причудливый, как в гостиной, но это даже лучше. Мне нравится этот камин.
– Библиотека, – выдыхаю я, позабыв даже о желании стукнуть Джексона.
– Каждый раз, когда я видел твою бабушку, она была здесь.
– Так странно, что о моей бабушке ты знаешь больше, чем я. – Ставлю блюдо с печеньем на стол.
– Почему ты ни разу не навестила ее? – спрашивает Джексон.
Я отвечаю не сразу, сомневаюсь. Интересно, что ему известно о нашей семье?
Пальцы Джексона касаются крышки антикварного читального столика, окруженного несколькими роскошными креслами, вздымая крошечное облачко пыли.
– Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
– Нет-нет, все нормально. Просто я редко говорю о семье. Кроме отца и мачехи, у меня никого больше нет. – По выражению лица Джексона я понимаю: он знает, что случилось с папой. – Отец не соглашался возвращаться в Салем. Вот мы и не приезжали. А с бабушкой они всегда не ладили, поэтому она тоже никогда не наведывалась в Нью-Йорк. – Рассказывая, я перебираю стопку книг на столе.
– Шарлотта часто говорила о тебе, – замечает Джексон.
Я слишком поспешно откладываю книгу, и та соскальзывает с вершины стопки, с грохотом падая на пол. Бабушка говорила обо мне? Понятия не имела, что она вообще что-нибудь обо мне знает.
Несколько секунд мы молчим. Джексон не наседает, хоть ему и хочется продолжить, как я подозреваю. Я поднимаю упавшую книгу и подхожу к камину. В нем имеются странные ниши, похожие на маленькие кирпичные духовки для пиццы. Зато нет решетки, отгораживающей камин от комнаты, – деревянный пол просто заканчивается, и начинается кирпич камина.
– Спорю, его использовали для готовки, – говорю я.
– Ага. – Джексон смеется.
– Это так весело?
– Нет, но это очевидно. Впрочем, ты же у нас городская девочка, – шутливо отвечает он.
Я смеюсь, с радостью переключаясь на тему, не связанную с семьей. |