— Ну вас, — говорит, — всех. Надоели вы мне совершенно. Ещё вчера я был ваша надежда и кумир нации, а теперь связали вы меня по рукам и ногам. Направо пойдёшь — слева взвоют, генералы обидятся. Налево пойдёшь — олигархи Западом пугают, пресса о зажиме кричит. Вам и порядок надо, и свободу, и чтоб было всё. Не знаю я, что с вами делать. Отвяжитесь все от меня.

В Кремле воцарилось уныние, а Путин с тоски другим президентам СНГ звонит, летучку проводит:

— Что, Гейдар Алиев, и у тебя те же проблемы?

— Не говори, — отец всех азербайджанцев отвечает. — Порядок-то порядок, но говорят, что я оппозицию зажимаю… Слушай, какая оппозиция, зачем оппозиция? Нет, им надо оппозиция…

— И у меня до сих пор не пойми что делается, — Шеварднадзе сетует.

— И у меня! И у меня! И у меня! — это Казахстан с Молдовой подключились, и бацька Лукашенко громче всех жалуется. Он столько дубинок излохматил об оппозицию, в стране каучука столько нет, сколько ему надо на разъяснительную работу с этой оппозицией, — а им всё чего-то неймётся. Ходят маршем по проспекту Франциска Скорины туда-обратно, расходиться не хотят. У одного Ниязова всё хорошо — уже и к лику святых причислен, и бесноватых взглядом исцеляет, но и ему снятся сны о чём-то большем. Мавзолей хочет, как у Тимура, а какой мавзолей, пока он жив? Неувязочка. Плов не греет, манты не радуют.

— Неблагодарные у нас народы! — резюмирует Путин.

— Золотые твои слова, Владимир Владимирович!

— Но я, братцы, знаю выход!

— Какой?! — хором заинтересовались президенты СНГ.

— А вот погодите.

Ободрился Путин. На работу вышел. Вызвал в Кремль Михаила Сергеевича Горбачёва.

Долго гадала пресса: с чего бы это устроили ту встречу десятого августа? Горбачёв девять лет в Кремле не был, бородинского ремонта не видел, по вертушке не звонил, — забыл уж, где что. Провели его к самому Путину. Что ж он хочет, думает Горбачёв, чего они тут еще удумали? То ли Фонд отнимут? То ли в правительство зовут? То ли, чём черт не шутит, хочет он мне передать бразды?

— Ну вот что, Михал Сергеич, — Путин говорит. — Мы с вами оба люди советской закалки, нам друг перед другом нечего экивоки разводить. Рассказывайте, как вы в девяносто первом власть сбагрили и руки умыли.

— Что такое, ничего не знаю, — отвечает первый и последний президент СССР и ещё полчаса развивает эту тему.

— Ладно, ладно, — Путин перебивает. — Вы это всё рассказывайте съезду народных депутатов восемьдесят девятого года. А я тогда в органах работал, мне не надо.

— А, — Горбачёв говорит. — Я и забыл совсем. Ладно, поговорим как серьёзные люди.

— А если как серьёзные, то давай рассказывай.

— А чего рассказывать-то? — Горби отвечает. Сразу суховатый стал, подобранный — не узнать его. — Ситуация ровно как сейчас — ты не маленький, сам помнить должен. И порядку хотят, и свободы. Тут я и дотумкал: а вылезайте вы сами, как хотите! Вызвал к себе этих… Янаева — он мой вице был, ежели помнишь… Пуго, Крючкова… Все на одно лицо, и у всех руки трясутся.