— Так они три года будут думать! — крикнул кто-то из ахеян.

— А мы у себя дома, мы никуда не торопимся! — крикнул из-за спины Алексида невысокий бородатый мужчина с быстрыми хитрыми глазками и несколькими глиняными куклами в смуглых руках. — У нас отличная команда!

— Мы — команда! — хором взвыли троянцы.

— А теперь вы услышите обращение Прекрасной Елены, символа троянской вольности! — возгласил Алексид. — Попросим!

— Просим, просим! — зааплодировали ахейские воины. Всем хотелось посмотреть на Елену.

Елена в лучшем наряде, тщательно запудренная для бледности, вышла на городскую стену.

— Простые жители Ахайи! — чуть задыхаясь от волнения, с достоинством начала она. — Пять долгих лет томилась я в заточении у жестокого Менелая, на хлебе и воде, лишенная избирательских прав… ни тебе в цирк, ни тебе в театр…

— Опомнись, Лена! — заорал Менелай. — Все я терпел, все, но хоть не ври! Где ты видела в Древней Греции, чтобы женщина ходила в театр и имела избирательские права?!

— Защитники свободы слова игнорируют трусливые шакальи выкрики прозевсковских армий, — комментировал Алексид. — Кровавая Зевсова шайка вооружила против нас сомнительного авантюриста Агамемнона, у которого что-то там было с дочерями жреца Хриса, а также бездарного пиарщика Одиссея и патологического садиста Менелая! Я молчу уже про Ахилла с его немытыми пятками…

— Вы бы не очень про Зевса-то, — умоляюще прошептал Парис. — Разразит, на месте разразит…

— Как это он меня разразит? — презрительно отвечал телеснообильный специалист по осажденным крепостям. — Он должен демонстрировать олимпийское спокойствие. Если меня разразить, такая вонь подымется, что на Олимпе мало не покажется!

— Ясно вижу Ахайю павшей в прах! — завизжала Кассандра, бегая по городской стене. — Горит, горит Ахайя. красивая такайя!

— Слышите голос пророчицы? — возгласил Алексид. — Пророчица просто так ничего не скажет!

— Ну если это журналистика, — раздался глуховатый голос на городской стене, — то мне надо менять профессию. Вот намедни, я помню… Прощайте, троянцы, я ухожу в никуда.

— Это кто еще такое? — презрительно поинтересовался пиарщик.

— Это местный журналист, Леонид Парфянин, — зашептал Парис, — большой стилист…

— Ну и пусть катится, — пожал плечами Алексид. — Крепче сплотимся.

— Ты прикрываешься пацанами, — оборотился Парфянин к Алкиду.

— Предатель, предатель! — заорал хор пацанов, вытягивая вибрирующие от гнева указательные пальцы в сторону несчастного Леонида.

— Ты предаешь свободу слова! — грозно выступил вперед Деметриус Тибров, что родом с берегов полноводного Тибра. — Иди и не оглядывайся!

Леонид Парфяяин подумал-подумал и присоединился к ахейскому войску. Его «никуда» оказалось подозрительно близко.

— А теперь, — грозно возгласил Алексид, — отважно спустившаяся к нам с политического Олимпа предводительница партии «Яблоко раздора» исполнит для вас свой новый хит «Погрязшие»!

Афродита во всем блеске своей красоты спланировала на городскую стену с золотым яблоком в руках.

— Ахейцы! — начала она. Уже при первых звуках ее божественного голоса ахеяне пали в прах. — Ваши вожди погрязли в коррупции и разврате! Они посылают вас на жестокую, кровопролитную, никому не нужную войну ради своих сомнительных интересов!

— Правильно! — выкрикнул из ахейских рядов горбатый Терсит.