|
«Не пейте вы эту гадость, — говорила она и тянула Роберта за руку. — Я похищаю вас» — и начинала представлять его своей компании, состоящей из завсегдатаев другого салона, в который те потихоньку как раз и собрались уходить; удовлетворив свою потребность представить новичка, а вернее, растерявшегося в этой обстановке писателя, львица оставляла его на растерзание новых собеседников, но сразу после первых «Ах, это вы», «Как же приятно познакомиться с вами», «Поздравляю с новой книгой, хотя, признаюсь, еще не читал» они уходили в себя, пыжились, тужились, хорохорились и хохотали, просто-таки ухохатывались, нюхая друг у друга шеи, аккуратно и так по-салонному потчуя друг друга анекдотами и сплетнями, и уже Роберта не было среди них, быть не могло, он отступал, уходил, закрывал двери и посреди холодных улиц, обдувавших его шею, застегивал плащ, поднимал воротник и делал первые шаги к свободе); но те времена давным-давно прошли, тетрадь, заполненная вагинальными исчислениями, представляла собой убедительное доказательство неверия в писаное слово, свидетельство его безмерного безверия; Роберт может избавиться от нее, но веры от этого не прибавится, впрочем, тетрадь и так вернется к нему, скорее всего еще сегодня.
— Пожалуйста, отнеси это моему тестю, скажи ему, что это мой роман. Практикантка осторожно гладит обложку тетради, обложка — деталь понятная и необычайно существенная, Практикантка не берет в руки книгу, если ее обложка неряшливая и непривлекательная, солидный переплет и суперобложка — непременное требование, книга должна выглядеть прилично, не всегда же ее дочитывают до конца, собственно говоря, чаще всего ее недочитывают даже до конца первой страницы, а случается и так, что чтение книги завершается на обложке и титульных листах, поэтому Практикантка, ласково поглаживая стильную кожаную обложку тетради, чувствует, что получила в руки серьезную литературу, она не ожидала такого успеха, она, конечно, надеялась, что ей удастся вытянуть из этого чудака хоть что-нибудь, что смогло бы удовлетворить Тестя, но никак не думала, что получит весь роман, да еще в такой шикарной обложке; Практикантка водит пальцами по тиснениям на кожаном переплете и делает это с таким инстинктивным шармом, что Роберта начинает перекручивать оттого, что не его кожу она гладит, и от этого кручения у него появляется боль в позвоночнике, сильнее, чем когда бы то ни было раньше, он не знает, какую позу принятие чтобы было не так больно, наверняка защемление нерва, сейчас пройдет, объясняет он себе очередные прострелы; Практикантка ничего не замечает, хмурит очаровательный лобик над открытой тетрадью, густо заполненной пачкотней, — да это просто извращенец какой-то, чтобы такую роскошную тетрадь так изуродовать, что это за человек, и еще гонит ее, такой нелюбезный, по всему видать, что не научился вежливой решительности от своего Тестя; Роберт просит Практикантку выйти, он дольше не может сдерживать боль в укрытии, начинает стонать так, как будто сам себе подпевает, — ну же, выходи поскорее; закрывает за Практиканткой дверь, остается один на один с болью, болью незнакомой, болело и раньше, но не так; Роберт чувствует, что началось что-то неотвратимое; уже завтра он узнает от специалиста, временные это недомогания или передовые отряды смерти трамбуют в нем почву под будущий лагерь.
Комментатор, можете себе представить, сам Комментатор собственной персоной недоумевает, почему поляки ползают по полю как сонные мухи, анализирует одну-единственную ошибку, которая вызвала все последующие и в результате привела к пропущенному мячу, мы проиграли значительно менее имени-тому противнику, наши футболисты не показали той страсти в игре, какую мы ожидали после бойких интервью и прогнозов; Комментатор объявляет конец мечтам, конец прекрасным снам; приключение с кубками кончилось для нас на этот раз, впрочем, как и всегда, слишком рано; Тесть неистовствует перед телевизором, сейчас он не на стадионе, не в колпаке в цветах национального флага, потому что команда играет на дальнем выезде, таком же дальнем, как и следующие выборы. |
