И у нас поймут наконец, что нужно все-таки работать, а не духовничать в нищете и грязи, как васьки блаженные.
Но вот нигде ничем меня не затронуло. Абсолютно ровное и равнодушное описание событий, место, ровные диалоги.
Перевожу взгляд на экран, где открыта страница романа, который пишу с перерывами на кофе. Последняя строка, на которой подумал, что пора сходить на кухню и что-нить ухватить: «Середину комнаты нагло и уверенно захватило огромное ложе…»
Не шедевр, но все же литературный прием, о котором не подозревает абсолютное большинство начинающих. А если знают, почему не пользуются?
Прием заключается в том, что неживой природе и вообще предметам приписывается нечто человеческое. Тем самым тексту придается больше эмоциональности, читатель начинает сопереживать в большей мере.
Другие примеры:
Волны злобно обрушиваются на берег…
Ласковый ветерок нежно погладил незримыми пальцами…
Конь мой перешел в галоп, и дом радостно устремился навстречу…
Ну а им возражают, якобы защищая автора: ну че ты хошь, пипл же хавает, вот он и строчит, хотя мог бы, он же был в Литинституте лучшим, его в пример ставили, так что может, но на деньгах свихнулся, просто зарабатывает, на читателей ему плевать с высокого дерева.
Других объяснений у простого человечка нет, он бы так же делал, чего от других ждать, они все хуже, это понятно…
Как же обстоит дело на самом деле? Да, в Литинституте я старательнее всех выпиливал и оттачивал каждую фразу, потому что нам вбивали в головы, дескать, работа над словом – самое важное для писателя. И мои вещицы постоянно зачитывали на семинарах прозы как образцы.
И некоторое время, покинув стены этого прекрасного заведения, я писал так, но все же рос, в отличие от большинства своих однокашников – где они теперь? – продолжал совершенствоваться, «перешел на настоящее время», как этот стиль называют оппоненты и соратники, оттачивал уже не язык, он есть, а действительно главное для литературы: образы, сюжет, новые темы, идеи, характеры…
И вот, заметив царапину на броне созданного мной сверхмощного танка, такой вот эстет, выучивший только первое правило, что язык должен быть безукоризненным… а у кого он безукоризнен? У Бунина, Толстого, Достоевского?… с ликующим криком носится вокруг танка, указывая на царапину и крича о том, что все, хана, конец, он ничего не умеет!..
Блин, он заметил царапину на лобовой броне танка, а самого танка не видит.
Но все-таки остается вполне резонный вопрос: если автор в самом деле владеет языком, как он нагло утверждает, то почему не вылизать текст до совершенства? И тогда бы не было никаких придирок! Просто не к чему было бы придраться. Ведь есть же авторы, у которых язык такой, что просто… ну не придраться, в общем.
Здесь вопрос лежит уже не в плоскости литературы, а жизни, что ли. Вылизывать текст можно до совершенства, оно недостижимо. В идеале пришлось бы писать всю жизнь одну книгу. Потому каждый из писателей находит свой темп и свой уровень пропускаемости ошибок. Лев Толстой гений, какими бы корявыми фразами ни писал. Люди с одной извилиной не понимают, что литература – это не язык, а образы, поднятые темы, новые идеи, характеры.
Потому каждый автор всегда сдает издательству рукопись недовычищенной. Всегда! Просто у одних вычищено настолько, что средний читатель полагает, будто огрехов вовсе нет, а другой оставляет их столько, что и средненький заметит и поднимет ликующий крик.
Но у первого одна книга в год, у второго – семь, а то и десять. И, как ни странно и обидно для ревнителей вычищенного языка, у первого крохотные тиражи и крохотный круг читателей, а у второго – тиражи массовые, читателей тоже массы…
Какой напрашивается вывод?… Знаю-знаю: у нас страна придурков, дороги отвратительные, правительство ворует, а народ уже спился. |