– Тася! – позвал Боцман, оборачиваясь в сторону дома. – Мечи все, что положено.

Появилась Тася с целой стопкой алюминиевых мисок, стала расставлять перед гостями. Боцман наставительно сказал:

– Есть такие извращенцы, что едят уху из тарелок, но таковых здесь, очень надеюсь, не имеется...

Равшан вдруг поднял голову и басовито гавкнул. Они повернулись к калитке. Напротив почти бесшумно остановилась белая «Волга», где рядом с водителем сидел только один человек.

– Та-ак... – сказал Боцман, нехорошо сузив глаза. – А вот это уже наглость неприкрытая...

Из машине вылез Жора. На сей раз он был само благолепие: белоснежный костюм с белоснежными туфлями, кремовая рубашка, темно-синий галстук, и в довершение всего – в руке здоровенный букет цветов, явно оранжерейных. Сияя фирменной белозубой улыбкой, он остановился у калитки и громко спросил:

– Дядя Гоша, гостей принимаешь?

– С большим выбором и по особому списку, – сказал дядя Гоша, набычась, стоя у калитки с самым неприязненным видом. – Какими ветрами принесло? Что-то тебя отроду среди моих гостей не числилось, и вряд ли ты в этот почетный список попадешь...

Жора ничего не смутился.

– Ну тогда давай по-другому, дядя Гоша, – заявил он, достал из на грудного кармана пиджака белоснежный платок и помахал им в воздухе. – Считай, что я не гость, а парламентер. А уж парламентеров, согласно всем конвенциям, принимать положено. Сам воевал, знаешь.

– Ну, предположим, – сказал Боцман. – Только парламентеры, душа моя, бывают исключительно во время войны. Ты что, хочешь сказать, какая-то войнушка объявилась? Почему не знаю?

– Да не войнушка, что ты, дядя Гоша! Просто с этими вот ребятами получилось совершенно глупое недоразумение. Микровойнушка такая. Вот я и пришел парламентером, чтобы, значит, загладить и условиться о недопущении впредь... Чтобы был отныне вечный мир на вечные времена. Теперь-то пустишь?

Боцман оглянулся. Показалось, что встретился взглядом с Лавриком, и тот чуть заметно кивнул в ответ. Мазур так и не понял, что тут за игры, но не было ни опасности, ни тревоги: в машине никого больше нет, кроме водителя, двор полон крепких мужиков, а Боцман в городке в немалом авторитете, чтобы на него посмели прыгать этакие вот... Он ограничился тем, что сел посвободнее, так, чтобы в случае чего взмыть из-за добротного, на века сколоченного стола одним прыжком. .

– Ну, заходи уж... – Боцман распахнул калитку, возвышаясь над незваным гостем, как водонапорная башня над бидоном.

– А запашо-ок... – Жора потянул ноздрями воздух.

– Не про твою честь, – отрезал Боцман. – Выкладывай и выматывайся, уха перепреет...

– Извольте, – Жора направился прямо к Вере, остановился перед ней демонстративно низко склонив голову. – Вера Николаевна, повинную голову меч не сечет, вы ж женщина интеллигентная, гуманной быть должны... извините уж за глупые шуточки, и вчера, и сегодня, ну кто же станет всерьез приличной женщине такие вещи предлагать? Скучно нам здесь, озверели малость в глуши, чуть ли не шерстью покрылись, вот и лезут в голову развлечения самые дурацкие.... И вы извините, товарищ инженер, и в мыслях не было оскорбить ни вас, ни вашу очаровательную супругу. Дураки мы здесь, и шутки у нас дурацкие... Разрешите в честь истинного раскаяния преподнести вам со всем старанием собранный букет. Нам его дедушка в оранжерее подбирал, целый научный сотрудник.