– Ну, вам виднее, – сказал Лаврик. – Еще стаканчик?

– Нет, спасибо, мне достаточно... Ребята, вы фотографии сожгли?

– Еще вчера ночью, как и собирались, – не моргнув глазом, солгал Лаврик.

– Спасибо... Ну, я пойду...

Она встала и вышла ничуть не шаткой походкой.

– Ну вот, – сказал Мазур. – Зря ребята вчера по городу болтались, да и сегодня...

– Кто ж знал... – сказал Лаврик.

И вдруг, как с ним не раз случалось, моментально переменился: движения стали экономными, резкими, с лица исчезла беззаботность. Он присел на корточки, порылся в своей сумке и извлек муровское удостоверение. Подбросил его на ладони, пропел, не стараясь подражать хрипоте барда:

– Побудьте день вы в милицейской шкуре,

вам жизнь покажется наоборот.

Давайте выпьем за тех, кто в МУРе,

за тех, кто в МУРе, никто не пьет...

* Из песни Владимира Высоцкого (1938—1980) «День рождения лейтенанта милиции» (1965).

– Кирилл, доставай свое. Пойдем смотреть жизнь наоборот. Проще говоря, самое время потолковать по душам с милой тетей Фаей, она же – Фиона. Расклад такой: тебе про нее практически ничего не известно – кроме того, что она змея подколодная. Я тебе буду рассказывать ее жизненный путь, а ты можешь иногда подкидывать реплики, вообще работать доктором Ватсоном. Так оно гораздо выгоднее с точки зрения психологии – когда я ее биографию излагаю не ей самой, а своему напарнику, а ее в упор не вижу... Пошли?

Мазур вышел следом за ним. Покосился на Лаврика – лицо у того стало собранным, жестким, даже хищным. Это было давно знакомо – Лаврик-На-Тропе-Войны. Но не было никаких сомнений, что в дом к Фаине он войдет совершенно другим, с милой улыбкой, хоть ангела на икону с него пиши...

Лаврик шагал неторопливо, мурлыча под нос:

– Аванти пополо, де ля рискосса!

бандьера росса, бандьера росса!*

* Итальянский вариант песни «Красное знамя» — неофициального гимна антифранкистских сил во время гражданской войны в Испании 1936-1939 гг. Прим. автора.

Постучался, и они, услышав позволение войти, вошли. Хозяйственная тетя Фая появилась из кухни, вытирая руки о фартук, спросила со своей всегдашней обаятельной улыбкой:

– Ребята, не за вином ли? Мне не жалко, но рано еще совсем... Отпуск отпуском, а все равно...

– Да нет, – сказал Лаврик, как и ожидал Мазур, улыбаясь не менее обаятельным образом. – Мне бы позвонить...

– Конечно, Костенька. Ты ж знаешь, где телефон...

Лаврик вошел в гостиную, снял трубку, накрутил номер, показавшийся Мазуру короче обычного городского:

– Я это. Ну как? Совсем? Ладушки...

Положил трубку и, уставясь на тетю Фаю уже не так обаятельно, сказал с расстановкой:

– Ребус какой-то получается, тетя Фая. Вы сейчас Вере говорили, что ее загулявший муженек звонил... Только как такое могло быть, если сегодня ни вам никто не звонил, ни вы – никому?

Ее улыбка стала самую чуточку тусклее:

– А с чего ты это взял, Костенька?

Лаврик безмятежно сказал:

– Да с того примитивного факта, синьорина Фиона, что ваш телефон третий день на подслушке.

Он достал удостоверение, сначала подержал, чтобы она успела все прочитать, потом раскрыл и тоже подержал в таком виде достаточно долго.

Послал Мазуру выразительный взгляд, и тот проделал те же манипуляции со своей красной книжечкой. Лаврик сказал доверительно:

– По правде говоря, синьорина Фиона, у нас и другие удостоверения есть, потяжелее, но мы только эти взяли, чтобы лишний раз народ не пугать.