Гвендолин была польщена признанием своего операторского таланта коллегами, но одновременно немного испугалась: не свяжет ли Даниел эти кадры с девицей с лицом, наполовину замотанным шарфом, которую он вез на вездеходе одним мрачным, снежным днем? Но, к счастью, ничего похожего не произошло. Он лишь тепло улыбнулся ей и сказал, что никогда не сомневался в ее способностях.

Только в шесть часов вечера ведущий сообщил, что программа первого дня конференции наконец-то исчерпана.

— Ужин сегодня будет довольно официальный и торжественный, — предупредил ее Даниел, пока они ждали лифта, чтобы подняться на свой этаж. — Предлагаю встретиться в коктейль-баре перед ужином. Скажем, около половины восьмого.

Гвендолин только устало кивнула в ответ.

Ей надо было записать не меньше сотни важных данных — все то, что она узнала и что могло пригодиться в работе, — массу сведений, которые она ни за что бы не запомнила, если бы не диктофон. Помимо этого необходимо было выкроить около получаса на то, чтобы принять душ и соответствующим образом одеться для ужина.

От кондиционеров в конференц-зале у нее разболелась голова. Ей хотелось выйти и подышать свежим воздухом. Вероятно, полезнее всего сейчас было бы отправиться на прогулку, подумала Гвендолин, когда наконец подъехал лифт…

Запищал таймер, и Гвендолин выключила диктофон. Если в зале, где проходила конференция, царили шум и суета, то ее номер был настоящим оазисом тишины и покоя. В его убранстве преобладали солнечные золотисто-желтые тона. С лоджии открывался превосходный вид на океан и качающиеся на ветру пальмы.

Полчаса спустя, стоя перед большим зеркалом, она рассматривала свое отражение. В темно-синем шелковом платье она казалась бледной, но это вполне можно было объяснить усталостью. Если только ей удастся не смотреть Даниелу в глаза, не встречаться с ним взглядом, наверное, она и дальше сумеет притворяться и говорить, что ее бледность вызвана лишь физическим недомоганием.

Только что вымытые и уложенные с помощью фена волосы были единственным ее украшением. Пора спускаться в коктейль-бар, как условились с Даниелом, приказала она себе. Запирая дверь своего номера, Гвендолин страстно желала, чтобы вечер прошел хорошо, чтобы она не сказала и не сделала ничего такого, что бы выдало Даниелу ее душевное состояние…

В двадцать пять минут восьмого Гвендолин вошла в переполненный коктейль-бар. Лишь через несколько секунд глаза ее привыкли к полутьме, а слух адаптировался к гулу голосов. Не замечая заинтересованных взглядов мужчин, сразу обративших на нее внимание, Гвендолин стояла в дверях, пытаясь сориентироваться.

Увидев, с какой роскошью одеты здесь женщины, она порадовалась, что послушала мать и захватила с собой нечто более нарядное, чем строгие деловые костюмы. Оглядывая бар, Гвендолин заметила Даниела. Он стоял всего в нескольких шагах от нее, разговаривая с высокой худощавой брюнеткой. Брюнетка оживленно что-то говорила, потом внезапно подняла руку и дотронулась до его плеча, словно желая убедить в чем-то. И тут Гвендолин пронзила такая боль, что она почувствовала тошноту и головокружение.

Она ненавидела себя за то, что творится с ней, ненавидела свои чувства и ощущения, ненавидела мысль о том, что теряет контроль над собой. Неожиданно ей показалось, что в помещении стало невыносимо душно. Она словно попала в западню, в смертельно опасную ловушку. Паника охватила ее.

Ничего не видя, Гвендолин поспешно отвернулась, намереваясь бежать куда глаза глядят.