Прическа. Макияж.
Как ни странно, мысль о леди Гвендолин убедила Виолетту больше, чем напоминание о потраченных деньгах. Она сделала глубокий вдох, расцепила онемевшие пальцы и медленно выдохнула.
– Ладно. Я пойду.
Джой просияла:
– Замечательно. Я так тобой горжусь!
Виолетта собой не гордилась. Она все еще до смерти боялась. Но теперь нельзя было и подумать о том, чтобы поехать домой.
– Позволь мне дать еще один совет, – сказала Джой, снова заводя машину. – Выпей пару бокалов вина, как только придешь на вечеринку.
– Хорошо. – Виолетта тоже считала, что это отличная мысль.
– Если подумать, тебе нечего бояться. Это просто вечеринка.
Виолетта расправила плечи. Джой права: это просто вечеринка, и бояться нечего. Она не останется одна в комнате, полной незнакомцев: там будет Генри и хотя бы один из авторов, с которыми Виолетта встречалась или разговаривала по телефону.
К сожалению, там будет также немало людей, которых она не знала, – умных, образованных, таких, с которыми предпочитал общаться Генри. Людей из мира искусства. Сценаристов и художников. Музыкантов и актеров…
– Ох, я совсем забыла! – воскликнула Виолетта, когда Джой въехала на крутой спуск к гостевой парковке при доме Генри. – Там же будет его сын!
– Кинопродюсер? – Джой была о нем наслышана от Виолетты, которая пересказывала то, чем с ней регулярно делился Генри.
– Да, Лео. Он приехал из Лондона, чтобы провести с отцом Рождество и Новый год.
– Разве это плохо?
– Нет. Нет, просто… он же знаменитость. – И к тому же настоящий красавчик. У Генри на столе стояла фотография сына.
– С ним приехала жена?
– Какая жена?
– Он же был женат на Хелен Уильямс, актрисе?
– Был, но теперь они в разводе.
– Тогда держись от него подальше, – предупредила Джой, останавливаясь рядом с роскошным красным автомобилем. – Особенно если это его машина.
– Не думаю, что могу заинтересовать такого мужчину. К тому же ему больше сорока. Его сыну от первого брака двадцать один год.
– Мужчинам постарше нравятся молодые девушки, – сухо отметила Джой, оставив при себе продолжение: «Особенно такие невинные, как ты». – Вот что я думаю, – сказала она, надеясь, что ее голос не выдает тревогу. – В новогоднюю ночь поймать такси почти невозможно. Может, я заеду за тобой около часа ночи?
– Я не могу тебя о таком просить, Джой!
– Не глупи. Я не лягу спать, потому что всегда смотрю на фейерверк. И могу выехать сразу после того, как он закончится. Когда приеду, позвоню. Ты ведь взяла с собой телефон?
– Конечно, – сказала Виолетта и приподняла свой серебристый клатч.
– Значит, решено. А теперь иди, пока снова не передумала. – Джой посмотрела на внушительный бюст Виолетты, вздымающийся над корсажем, и торопливо добавила: – Наверное, я приеду раньше часа, тут недалеко.
– Когда тебе удобно. А сколько времени сейчас? У меня нет часов.
– Половина девятого.
Виолетта нахмурилась:
– Может, я слишком рано приехала?
– Хочешь подождать еще немного в машине?
– Нет. Лучше пойду внутрь. Еще раз спасибо, Джой. За все.
Она знала дорогу, потому что была в квартире Генри пару раз: один – перед тем, как Генри ее купил, другой – несколько месяцев спустя, потому что Генри хотел, чтобы она посмотрела, как квартира теперь выглядит. Он добавил немало личных деталей в противовес строгому современному дизайну: бросил на белые кожаные диваны бирюзовые и серебряные подушки, оживил белые стены яркими морскими пейзажами местных художников. |