Не сумел защитить ни себя, ни любимую. Быть может, в этой истории коренится его решимость не подчиняться чужому влиянию, быть единоличным хозяином своей судьбы, не позволять никому и ничему владеть им — ни в каком смысле.
Или здесь кроется что-то иное?
— Раньше ты мне в этом доверял, — тихо произнесла Дана, заглядывая ему в глаза.
— Дело не в доверии. Просто осторожность никогда не повредит, — с легкой насмешкой отозвался Кейн. — Ты ведь сама уверяла, что в ближайшее время не собираешься заводить ребенка.
— Кейн, тебе не нужно брать на себя ответственность. Это мое дело.
— А если ты ошибешься? Если будет ребенок?
— И это тоже — моя ответственность.
Глаза его опасно сузились, в тихом голосе послышались жесткие нотки:
— И что? Сбежишь и сделаешь аборт, не сказав мне ни слова? Или попросишь, чтобы я помог тебе избавиться от собственного ребенка? Подумай о цене такой ошибки!
Дана молча смотрела на него. Сердце ее отчаянно забилось при мысли, что в этих резких словах может крыться ответ на мучающие ее вопросы.
— Кейн, с тобой такое уже было? — спросила она — и замерла в ожидании ответа.
Глаза его сверкнули яростью.
— Да. И я скорее сгорю в аду, чем соглашусь пережить такое еще раз! Вы, женщины, в выгодном положении, верно? Решение остается за вами. Как и возможность шантажа. И хорошо, если цена жизни ребенка измеряется только в деньгах.
— Твоя дочь… — вклинилась в его гневный монолог Дана, пораженная внезапной догадкой.
Ужасно желать, чтобы это оказалось правдой, но все же она не могла вынести мысли, что Кейн любил свою жену. Куда легче думать, что их брак явился следствием незапланированной беременности. Это объясняет и поспешность — всего через несколько недель после поездки Кейна в Англию.
Однако он не собирался больше ничем делиться с Даной. На лице его застыла маска холодной гордости.
— Моя дочь — это мое дело, Дана, и только мое.
Она поняла, что ступила на враждебную почву, и все инстинкты советовали ей отступить, пока не поздно. Улыбнувшись, Дана потянулась к Кейну и с вызовом провела пальцами по его щеке.
— Ты задал мне два вопроса. Разрешишь ответить или предпочтешь думать обо мне самое худшее?
Он улыбнулся, в глазах засветился интерес.
— Говори. Просвети меня.
— Во-первых, я не собираюсь подвергать себя риску беременности.
— Звучит очень разумно, особенно если учесть твою преданность делу.
— Если же и собственный организм, и достижения медицины меня подведут, — насмешливо протянула Дана, — и я все-таки забеременею, то ни за что не стану убивать своего ребенка.
Кейн скептически поднял бровь.
— Поверь мне, Дана, ребенок меняет все. Всю твою жизнь.
— Неважно, — твердо ответила она. — Это мой выбор, мне и отвечать.
— А как же я, отец?
— Это зависит только от тебя. Я знаю, что ты не хочешь ребенка, и не стану ничего от тебя требовать.
Он покачал головой.
— Все это теории. А реальность — совсем другое. Ты никогда не сталкивалась с такой ситуацией… и, надеюсь, не столкнешься впредь. — Сжав ее лицо в ладонях, он притянул Дану к себе и прошептал: — Что толку говорить об этом? Не будем ничего усложнять, и пусть наслаждение защитит нас от боли.
Она не знала и не могла определить, пробита ли брешь в стене, которой Кейн отгородился от нее. Знала только, что его поцелуи, прикосновения ласковых рук, жар его желания согревает не только тело, но и сердце, что восторг его объятий заставляет забыть обо всем, что уже неважно, защищен он или нет, — она готова согласиться на любые условия, только бы не лишиться этого счастья!
Однако стоило рассеяться волшебству близости, как на поверхность вновь всплыли те же тревожные мысли — о его женитьбе, о недоверии к ней. |