8 мая утром падишах посетил авиазавод, а днем, отказавшись от визита в Наркомздрав, предпочел заняться делами. Королева с принцессами в сопровождении Коллонтай посетила Музей социальной гигиены и ясли. Супруга падишаха почти никогда не сопровождала своего мужа на осмотры предприятий, предпочитая оставаться в резиденции или совершать поездки по городу в сопровождении наших «дам», которые ежедневно ее навещали и с которыми у нее установились добрые отношения (принцессы совершали самостоятельные прогулки) [86].

Во время прогулок королева и принцесса отобрали для себя меха, которые были им подарены (этим вопросом занималась Коллонтай). Кроме этого, они сами купили некоторые меха и драгоценности, добросовестно за все заплатив. Таким образом, опасения, возникшие на основании сообщений французской прессы, оказались напрасными. Утром этого же дня министр двора пригласил Флоринского для вручения подарков Калинину, Чичерину, Карахану, Коллонтай, Старк и четверым прикомандированным с советской стороны к падишаху. Подарили серебряные вещи «дурной дешевой, видимо, немецкой работы <…>, только т. Калинину была подарена ваза сортом получше <…>. Помимо этого, было подарено по ящику с коллекцией афганских монет. У всех нас возникло подозрение, что министр двора спекульнул и заработал на наших подарках. Больно уж они оказались неказистыми. Якуб-хан передал также 3 больших портрета падишаха – для тт. Калинина, Чичерина и Ворошилова», – вспомнил Флоринский [87]. Днем падишах принял мусульманскую делегацию, а вечером состоялся банкет Афганской колонии в честь падишаха, который отличался исключительной роскошью (убранство лестницы, засыпанной цветами, обошлось около 3 тысяч рублей).

Утром 9 мая падишах посетил Военную академию, потом он присутствовал на маневрах за городом [88]. Вечером делегация выехала в Ленинград, проводы не отличались такой пышностью, как встреча. На Октябрьском вокзале был выстроен «небольшой почетный караул при знамени и оркестре», падишаха провожали Калинин, Енукидзе и Чичерин. В Ленинград Амануллу-хана сопровождали Карахан с женой, Коллонтай и другие прикомандированные.

Представляют интерес «замечания» Флоринского о пребывании падишаха и его свиты в Москве, в которых он анализирует не только протокольную составляющую визита, но и дает весьма емкие, образные характеристики его участникам, включая самого падишаха. По мнению Флоринского, торжественная часть московской программы проведена удачно, в соответствии с директивой комиссии ЦИКА, что «прием должен быть простой, но сердечный и что одним из основных элементов его должно быть деловое ознакомление с нашим строительством» [89]. Флоринский считал, что программа не была перегружена «ни излишней официалыциной, ни кичливым выявлением своего превосходства, как это имело место в некоторых других странах» [90]. Под «другими странами» автор, вероятно, в первую очередь имел в виду Англию. Что касается манер и стиля поведения самого падишаха, то Флоринский отмечает его достоинство и удивительную простоту не только в общении, но и в одежде. Во время всего путешествия по СССР он ни разу не надел «свои торжественные наряды, заготовленные для эпатирования других столиц» [91]. Своими манерами и обращением с окружающими Аманулла-хан разрушил те стереотипы, которые насаждались в СССР в отношении образа восточного монарха. «Это культурный, энергичный человек, обладающий живым умом, практик, который борется с обременяющими его предрассудками и пережитками, который ценит живое дело и которому не нужны лесть и угодничество приближенных» [92]. Поэтому падишах не любил официальные приемы, которые стремился по возможности сокращать. Флоринский в своей характеристике Амануллы-хана подчеркивает те черты характера падишаха, которые особенно важны для протоколиста: «<…> он весьма пунктуален, тверд в своих решениях и не терпит внесения каких-либо изменений в согласованную с ним программу» [93].