К лету 1797 года крестьянские волнения были подавлены, но Павел вынужден был издать указ о том, что-бы барщина не превышала трех дней в неделю. В апреле 1797 года он выпустил манифест: «Дабы никто и ни под каким видом не дерзал принуждать крестьян к работам в воскресные дни». Помещики посчитали манифест не приказом, а советом. Его несоблюдение позже вызвало новые крестьянские волнения даже в Петербургской губернии. Крестьянам о манифесте никто не говорил, они узнавали о нем от пьяных курьеров или фельдъегерей, везших его копии губернаторам.

За свое четырехлетнее царствование Павел раздал дворянам шестьсот тысяч государственных крестьян. Крепостное право было для него основой мировоззрения. Для народа все оставалось по-старому.

Смутное время, бунты и Разинщина при царе Алексее Тишайшем, Пугачевщина копили жажду мести мужиков господам. Первоначальные просьбы уменьшить дворянские грабежи сменились требованиями отказа от помещиков и даже их истребления. Царь представлялся крестьянам благожелательным государем, только почему-то постоянно обманываемым то боярами, то приказными, то придворными. Все знали, что Павел разрешил крестьянам подавать жалобы на высочайшее имя, и только немногие слышали о том, что подавших такие жалобы пороли и могли отправить на каторгу. Царь просто ничего не знает о бедствиях народа, ему надо об этом сказать. Немногие понимали, что царь в таком виде очень похож на Иванушку-дурачка из русской сказки, который иногда не велит казнить, велит слово молвить, которое не слушает.

Павел постоянно третировал свою армию. Вместо обучения военному делу переодетые в неудобные и холодные прусские мундиры и напудренные сумасшедшие парики солдаты и офицеры занимались муштрой и подготовкой к нескончаемым плац-парадам. Один из офицеров писал: «Двое гатчинских костюмеров завладели моей головой, чтобы оболванить ее. Мне обстригли спереди волосы и натерли переднюю часть головы мелко истолченным мелом. Меня окутали рогожным кулем и костюмер, набрав в рот кваса, начал меня опрыскивать, а другой костюмер обильно сыпал на мою голову муку. Я сидел неподвижно, пока все не засохло. Сзади в волосы мне привязали пятнадцатисантиметровый железный прут для образования косы. С помощью согнутой дугой проволоки мне приделали огромные войлочные букли. Через четыре часа работа была закончена. Я не мог понять, зачем из человека меня превратили в уродливое чучело».

Павел не считался с воинскими заслугами. Он орал на фельдмаршала Репнина: «Видите этот батальон. Здесь четыреста человек. Одно мое слово, и все они станут фельдмаршалами». Офицеров ни за что ссылали и заключали в Петропавловскую крепость. Отправляясь на бесконечный парад, офицеры брали с собой деньги и прощались с семьями. Однажды Павел прямо с парада отправил в Сибирь Семеновский полк, остановленный только у Ярославля. Павел любил орать и радоваться своему всемогуществу. Все четыре года его ора зависевшая от царских капризов внешняя политика позорила Россию, вызывая смех в Европе. Сорок миллионов подданных не хотели зависеть от настроения царя-самодура. Современники писали: «Петербург, наша прекрасная столица, не имевшая ни ворот, ни часовых, ни таможен, свободная как воздух, превратилась в огромную тюрьму, куда можно проникн6уть только через калитки. Во дворце поселился страх. Красивые и широкие улицы опустели. Сановники допускаются к службе во дворце, только предъявив в семи разных местах полицейские пропуска.