Следующий зал «Бодибилдинг» смахивал на гимнастический зал, в котором оттачивались самые последние методики в области аэробики и мускулостроения. Зевс-Питер-Лама не преминул устроить здесь небольшой скандальчик, завоевав симпатии журналисткой братии, как пишущей, так и снимающей. Он публично призвал изгнать «торговцев из Храма», яростно обличая мужские горы мускулов и женскую худобу, клеймя всю эту плоть, истязаемую потом, гормонами и каротином, понося все эти мозги, высушенные изнурительными тренировками, всех передовиков строительства мощных торсов, которые в ответ на его пламенную критику отвечали лишь вымученными кукольными улыбками.

Подходя к шестому залу, он торжественно объявил мне:

— Вот твой единственный достойный соперник.

Названная скромно «Роланда, Метаморфическое тело», экспозиция была посвящена Роланде и истории ее операций. Многочисленные фотографии напоминали публике, как эта женщина-художник эволюционировала под влиянием творческого вдохновения. Сама себя Роланда не оперировала, все-таки анестезию применять приходилось, но хирурги работали под ее непосредственным художественным руководством, опираясь на ее наброски, будь то на листе бумаги или на мониторе компьютера. Она пережила уже несколько этапов своего творчества: Роланда-гречанка, Роланда-инка, Роланда-месопотамка, Роланда эпохи Возрождения, Роланда-символистка, Роланда-Мерилин. Внушительная бригада врачей возилась с ее телом в операционной, установленной прямо посреди зала, что позволяло поклонникам в любое время воочию наблюдать за ее метаморфозами. Перед тем, как погрузиться в анестезиологический сон, она заявила присутствующим, что миру вскоре предстанет новая Роланда — Роланда-экспрессионистка.

— Бедняжка, — однако никакого сожаления в словах Зевса не было, — если она будет и дальше продолжать в таком темпе, то закончит свою карьеру Роландой-кубисткой.

У входа в следующий закрытый зал висела табличка: «Живая скульптура Адам бис, произведение Зевса-Питера-Ламы». К нам тут же бросился охранник, всем телом дрожа от волнения:

— Это настоящий бунт. Надо срочно найти какое-то решение, иначе они разнесут здесь все в щепки.

— Идите и доложите об этом своему директору, дружище, — посоветовал ему Зевс-Питер-Лама.

Мы нырнули через неприметную дверь в стене в коридор, который вывел нас к бюро негодных вещей, месту, куда откладывали снятые с показа экспонаты и куда ежедневно стекались другие претенденты на выставку. То тут, то там слышались яростные споры между художниками и оценщиками.

Только что из зала номер три «Мое Тело между Богом и Дерьмом» был удален завсегдатай музеев и выставок Иисус Джо Младший, в прошлом факир, а ныне постоянный участник всех бьеннале современного искусства, на которых он регулярно распинал себя на кресте.

— Но вы же не истекаете кровью! — с пеной у рта орал один из оценщиков.

— Ну естественно! Я так долго занимаюсь этим, что мое тело адаптировалось к гвоздям. У меня уже все вокруг зарубцевалось. В моем теле полным-полно дырок. Вот почему я больше не кровоточу.

— Мы не можем благопристойно предлагать публике Иисуса, который больше не кровоточит! Посмотрите правде в глаза, вы никогда не совершили бы подобную карьеру, какую сделали, если бы не проливали кровь на выставках в Нью-Йорке, Мюнхене, Сан-Паоло и Париже!

— Но войдите в мое положение, — умолял экс-факир.

— Нет, — отрезал представитель выставки.

На скамейке томились, дрожа от холода, двое из зала татуировок — один страдал приступом экземы, другой вернулся из месячного отпуска на Сейшельских островах с шоколадным загаром, который, само собой, скрыл все его творчество.