|
В "Лествице" находим много примеров такого состояния, когда страждущий сие делается как бы безумным и иступленным" (39, 116). Описание смерти одного старца особенно напоминает гоголевский текст: "За день же до кончины своей он пришел в исступление, и с открытыми глазами опирался то на правую, то на левую сторону постели своей и, как бы истязуемый кем-нибудь, он вслух предстоявших говорил иногда так: "да, действительно, это правда; но я постился за это столько-то лет" ‹…› Поистине страшное и трепетное зрелище было сие невидомое и немилостивое истязание; и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он и не делал ‹…› В продолжении сего истязания душа его разлучилась с телом" (39, 84).
Финал "Шинели" перестает быть фантастическим, если признать идею шинели равноценной греховному помыслу, и посмотреть на него в свете обратной перспективы. Хотя агиографический, житийный подтекст "Шинели" представляется нам бесспорным, однако в ряде статей, затрагивающих эту тему, на наш взгляд имеются явные несоответствия и натяжки. Так, например, в статье итальянской исследовательницы Ч. де Лотто приводится цитата из Гоголя: "Затем сожжен второй том "Мертвых душ", что так было нужно. "Не оживет, аще не умрет", говорит апостол. Нужно прежде умереть, для того чтобы воскреснуть" (1, т.8, 297). Слова эти толкуются исследовательницей как острое стремление Гоголя к жизни после смерти и "осознание необходимости смерти как средства достижения подлинной жизни через воскресенье" (22, 135). Безусловно, Гоголь желал именно этого. Однако процитированные слова из апостола "Не оживет, аще не умрет", скорее свидетельствуют о намерении впоследствии восстановить второй том "Мертвых душ" в обновленном варианте. Известно, что Гоголь нередко уничтожал первые варианты своих произведений, после переделывая их заново. "В "Шинели" вопрос о Божьей правде слышен лишь в далеком отголоске, слабом, как жалобное восклицание Акакия Акакиевича "Зачем вы меня обижаете?" Это мир, в котором люди не то что забыли о Боге, а может быть сам Бог о них забыл…" — пишет В.Террас (72, 75). Сходство "Шинели" и жития святого Акакия становится вполне объяснимым, если принять во внимание знакомство Гоголя с "Лествицей". В творчестве большого писателя нет ничего случайного, и все многочисленные нити, связующие повесть Гоголя с житием св. Акакия говорят о вполне осознанной ориентации писателя на житийные каноны и житие преподобного Акакия в частности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В работе был проведен анализ общих традиций житийного жанра, объединивших житие преподобного Акакия и повесть Гоголя "Шинель". Причем, кроме бросающегося в глаза внешнего сходства судеб св. Акакия и героя Гоголя, были прослежены основные общие моменты сюжетного развития: послушание, стоическое терпение, способность выносить разного рода унижения, далее смерть от несправедливости и — жизнь после смерти. Но сходство, почти поразительное, тем не менее не ограничивается лишь сходством судеб Акакия Акакиевича и св. Акакия. Много общего и у образов их гонителей, виновников их смерти, — старца "дерзкого нрава" и значительного лица. И тот и другой сталкиваются с необъяснимым с земной точки зрения событием — встречаются с теми (Акакий Акакиевич, св. Акакий), виновниками чьей смерти стали, и под воздействием пережитого потрясения, "пораженные страхом", возвращаются к добродетельной жизни. Такие совпадения не случайны, и не являются лишь свидетельством внешнего сюжетного заимствования. Н.В.Гоголь обращается в "Шинели" к самому процессу порабощения Акакия Акакиевича страстью, проходит с героем по пути, влекущим того к падению. В этом смысле судьба Акакия Акакиевича является примером неосмысленного монашества, напрасного расходования подвижнических дарований. |
