КГБ, кстати, тоже сильней вождя, потому что больше знает и лучше организован. Вообще, все это как-то очень созвучно версии генерала Черкесова о «чекистском крюке», на котором удержалась страна от падения в бездну, и столь же внутренне противоречиво. Уникальная суперспецслужба, знающая все обо всех, держащая в страхе всю страну, спасшая ее во всех давних и недавних смутах, элементарно лажается на каждом шагу, пропускает теракты. Она не хуже и не лучше, чем остальная страна, но все это время профессионально занималась пиаром своих фантастических способностей. Как и ее любимец Мессинг, чьим покровителем у Володарского сделан лично Берия: «Мы здесь подумаем о вашем будущем». Рыбак рыбака видит издалека.

Разумеется, когда гипнотизер становится любимым героем страны и символом эпохи — это свидетельствует о серьезном кризисе в мозгах. На самом деле почти все трюки Мессинга — очень профессионального артиста, не хуже Копперфилда — давно получили объяснение: кое о чем проговорились ассистентки, кое до чего додумались последователи вроде Юрия Горного. Но есть тут и еще одна важная причина: в самом деле, некоторые крюки и зигзаги отечественной истории можно объяснить только гипнозом. Массовые самоистребления, кукурузомания, культы личностей, миллионные тиражи «Малой Земли», стремительное обрушение империи в три дня… Владимир Путин, посетив 30 октября этого года Бутовский полигон, на котором расстреляны десятки тысяч невинных жертв террора, еле слышно сказал, стоя перед списком жертв:

— Умопомрачение какое-то…

То-то и оно.

Кристианская страна

15 сентября. Родилась Агата Кристи (1891)

Хорош не тот детектив, где читатель вместе с героем ищет очередного Карла или кораллы, а тот, где автор ищет смысл. У нас это явлено на примере Достоевского, автора двух самых популярных русских детективов — «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы»: в «Преступлении» вообще с самого начала понятно, кто убил, но читать все равно интересно — потому что самому автору интересно (и не до конца понятно), почему убивать нельзя. Эта же тенденция заметнее всего на примере трех главных мастеров жанра, работавших в XX столетии. Конан Дойл был увлечен проблемой сверхчеловека — он создал двух демонов, доброго Холмса и злого Мориарти, и решал для себя задачу, почему добро все-таки могущественнее зла; в реальности такого ответа не нашел, почему и обратился к спиритизму. По-видимому, в атеистических координатах эта задача действительно неразрешима. Честертон всю жизнь искал Бога — знал о его существовании точно, но искал непрошибаемые аргументы для других, которым это знание не дано. Наконец, Агата Кристи была, пожалуй, единственным человеком XX века во всей тройке: XX век с удивлением обнаружил, что видимые вещи — не то, чем они кажутся. Кристи всю жизнь доказывала опасность лобовых ходов и прямых версий. «Больше всего, — призналась она однажды, — занимала меня проблема невинных, тогда как весь мировой детектив сосредоточился на виновных». Неочевидность истины — сквозная тема всех 60 романов и полусотни рассказов Кристи. Она сделала все, чтобы читатель перестал верить своим глазам; и это весьма достойная задача, ибо простые решения чаще всего неверны, если только речь не идет о морали. Но в детективе речь идет о зле, а зло редко ходит прямыми путями: ему важно не только решить свою задачу, но и подставить другого. Пуаро, мисс Марпл, Томми и Таппенс только тем и заняты, что выводят из-под удара приличных людей; но для этого автор должен прятать истинных виновников в самых неожиданных местах, и в этом смысле Агату вряд ли когда превзойдут.