Сэм покачал головой и грустно посмотрел на высокого светловолосого Нью‑Йоркца. Ему ужасно захотелось домой… все равно к кому… пусть даже к сестре, которая не написала ни строчки с тех пор, как он отбыл из Бостона. Сэм два раза посылал ей письма, а потом решил, что не стоит понапрасну тратить время.

Мысли о сестре всегда злили его: будучи ребенком, а потом подростком, он чувствовал себя с ней неловко, как, впрочем, и с матерью, и с флегматичным, неразговорчивым отцом. Он всегда был к ним равнодушен. Теперь же, заговорив с незнакомым парнем, который пел в хоре Принстонского университета, он сразу почувствовал к нему симпатию.

– Где ты учился?

Казалось, что Паттерсон отчаянно цепляется за прошлое, за воспоминания, словно надеясь таким образом вернуться туда. Однако Сэм слишком хорошо понимал, что от действительности, с ее холодным дождем и грязью окопа, никуда не деться. Он криво усмехнулся, мечтая о сигарете – настоящей, а не каком‑то полудюймовом «бычке», и ответил:

– В Гарварде.

Там были настоящие сигареты, когда захочешь – «Лаки Страйк»! Воспоминание об этом ничуть не улучшило его настроения.

Паттерсон удивился:

– И ты собирался стать актером? Сэм пожал плечами:

– Вообще‑то я учился на филологическом, по специальности английская литература. И стал бы, наверное, школьным учителем и от силы руководителем драмкружка для сопляков.

– Ну, это не так плохо. Я посещал Шкоду святого Павла, у нас там была отличная театральная студия.

Сэм в изумлении уставился на него – Принстон, Школа святого Павла… Что тут делает этот парень? Что все они тут делают?.. Почему здесь бессмысленно гибнут хорошие американские ребята?

– Ты женат? – вдруг полюбопытствовал Сэм. Он и его собеседник явно были разными людьми, но в то же время у них было кое‑что общее.

Артур покачал головой:

– Я был слишком занят карьерой – работал в юридической фирме в Нью‑Йорке. Поступил туда, а через восемь месяцев меня призвали.

Ему было двадцать семь лет, и глаза у него были серьезные и печальные, у Сэма же – еще светилось в них мальчишеское озорство. Черноволосый, невысокий, широкоплечий Сэм, казалось, обладал энергией, которой не хватало Артуру. Тот вообще был более сдержан, осторожен, спокоен, что, возможно, объяснялось и его возрастом.

– У меня сестра живет в Бостоне, если ее еще не укокошил в баре какой‑нибудь парень…

Им казалось важным поделиться чем‑то личным, словно другой возможности могло не представиться, хотелось подружиться, оставить о себе память на случай, если придется погибнуть.

– ..Мы с ней никогда не ладили. Я перед отправкой зашел к ней попрощаться, а она так мне ни разу и не написала. А у тебя как? Сестры, братья есть?

Артур впервые за все время улыбнулся:

– Я единственный ребенок, и мои родители были единственными детьми в своих семьях. Отец умер, когда я учился в университете, мама так больше и не вышла замуж. Судя по письмам, ей сейчас очень тяжело.

– Я думаю…

Сэм кивнул, пытаясь представить себе, как выглядит мать Артура: высокая худощавая седая женщина, родом, возможно, из Новой Англии.

– А мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать…

Он не сказал Артуру, что не особенно горевал об их потере, что не любил их, а они никогда его не понимали. Это было бы слишком сентиментально, да и не имело теперь значения.

– ..Ты что‑нибудь слышал о том, куда мы отсюда двинемся?..

Пора опять думать о войне, не имело смысла долго задерживаться в прошлом. Действительность была здесь, северо‑восточнее Неаполя.

– ..Я вчера что‑то слышал о Кассино, это где‑то в горах. Весело будет туда добираться: вместо дождя получим снег.