Хотя, устало подумал Брат Джером, все объяснялось очень просто. Он был не лучше, но, наверное, и не хуже любого монаха в Братстве. Зачем в таком случае ставить себя в особое положение? Облачиться в роскошные одежды и навешать на себя драгоценности? Подобное стало бы насмешкой над всеми его убеждениями. Но разве можно объяснить это такому человеку, как Сентон Френчи? Вряд ли ему дано понять, что надеть на палец перстень с бриллиантом означает лишить кого-то куска хлеба. Цена подобных безделушек измерялась людской болью и страданиями, в противном случае они никому не были бы нужны.

— Я жду, — повторил он терпеливо. — Если вы не можете убедить меня в необходимости нашего разговора, в таком случае я попросил бы вас удалиться. Вы можете договориться о встрече в другое время через моего секретаря, — добавил он.

Монахи, пристально наблюдавшие за их беседой, начали приближаться, готовые в любой момент приступить к действию. Сентон посмотрел сначала на них, затем впился глазами в Джерома. Воздух со свистом проходил сквозь его ноздри, как будто легкие с трудом выпускали его из своих недр.

— Я всегда поддерживал Церковь, — чуть скованно выложил он очередной аргумент. — Временами мои пожертвования были очень щедрыми.

— А теперь вы требуете что-нибудь взамен, — отметил Джером. — Меня это не удивляет. Однако то, что вы надеетесь получить, и что люди хотят вам дать — не всегда совпадает. Я могу предложить вам аудиенцию только в общем порядке.

Джером отвернулся, чувствуя себя разбитым и опустошенным. Гордыня, подумал он горько. Человек выстраивает себе тюрьму и называет ее гордостью. Иногда она оказывается такой прочной, что вырваться оттуда просто невозможно. Снова послышалось свистящее дыхание. Кто-то схватил его за рукав.

— Брат! — Голос Сентона изменился до неузнаваемости. — Помогите мне, Брат! Из любви к Господу, помогите мне!

Джером повернулся и знаком приказал монахам удалиться из комнаты. Он прикоснулся к большой, покрытой шрамами руке, которая удерживала его за рясу так крепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

— Конечно, брат! — ответил Верховный Монах. — Для этого я здесь и нахожусь.

Внутренние покои офиса представляли собой своеобразное убежище, где Брат Джером проводил большую часть времени, отведенного на отдых. Это было очень удобное помещение, которое удивительным образом сочетало в себе ультрасовременное и примитивное. На стеллажах наряду со старыми ветхими книгами можно было увидеть катушки с видеолентами, записывающие кристаллы, поражающий воображение пластик и сосуды с очищенными на молекулярном уровне жидкостями, которые при определенной стимуляции превращались в подвижное трехмерное цветное изображение в полную величину.

Имелись здесь и другие предметы, большей частью очень маленькие. Монаху приходится носить с собой то, чем он владеет, поэтому вес и размер являлись ограничивающим фактором. Обломок камня, раковина, часть изогнутого пластикового провода, коряга причудливой формы, побитый ветрами, и дождями кусок мрамора и, как ни странно, нож из спрессованного слоистого стекла. Сентон с удивлением посмотрел на нож, потом на спокойное и безмятежное лицо сидевшего за широким столом старца.

— Необычный для этого места предмет, — заметил он. — Вы сами его сделали?

— Да, — ответил монах. — На планете Гельд. Это далекий примитивный мир, который открыли совсем недавно. Жители планеты забыли многое из того, что было им известно.