За спиной послышалось ворчание:

— Вот же выражается. А ещё девица.

— Так дочь же богатыря, — возразили тут же.

Угу. Его самого, дочь Радомира Славного, одного из ближайших соратников князя къевского.

Поэтому и наследственность, так сказать, обязывает. И вообще…

— Свидетели произошедшего были? — громко спросила я, а потом прищурилась и внимательно поглядела на старосту. Тот покачал головой.

— Да какие свидетели?! — возмутилась родственница. — Елька рыдает, чудесница где-то бродит, беда идёт, а…

— А ну-ка тихо! — подала голос Забава, и худосочная востроносая родственница старосты тут же умолкла.

Подруга подошла к ней и угрожающе нависла, как Богатырь-Утёс над рыбацким домиком у берегов Туманной реки.

— Неясно, что ль? — миролюбиво поинтересовалась Забава, невинно взвешивая корзину с бельём в одной руке, словно примеривалась стукнуть не в меру болтливую тётку. — Чудесница только с Елиной поговорить хочет. Остальным тут не место.

Я с трудом сдержала усмешку. У Забавы тоже силушки не занимать, предки-то были выдающихся способностей. Староста только укоризненно посмотрел на меня. Я чуть пожала плечами, но отступаться не собиралась. Когда толпа стоит за спиной, то до истины не доберёшься. Когда пойму, в чем дело — сама расскажу. А пока пусть лучше не мешают.

— Оставим их, — мрачно сказал Микула Радянинович.

Люди неохотно начали расходиться. Родственница и вовсе сверкнула тёмными глазищами, отчаянно расстроенная, что лишили возможности послушать, а потом растрепать сплетни по всем Полозовичам.

Но через достаточно быстрое время моё подворье опустело.

Забава зорко смотрела вслед ушедшим, чтобы никому не пришло в голову задержаться вроде как случайно и чего подслушать. Всё же, хоть я и живу здесь с рождения, о том, как чудеса творю, никто почти не знает. Жаждут узнать, но не могут. На то и сила чудесная, в тайне должна быть от чужих глаз. На результат посмотреть — это пожалуйста, а вот на процесс — запрещено.

Я подхватила шмыгавшую носом Ельку под локоть и повела в дом.

Дверь открылась сама, пропуская нас в прохладные сени. Тут же окутало запахом дерева, целебных трав и ягод. Тихонько скрипнули половицы под ногами, приветствуя меня нечеловеческим голосом:

— Здравствуй, хозяюшка милая. С возвращением.

Я прошла в горницу, поманила за собой Ельку. Та уже почти успокоилась, правда, из светлых глаз так и не ушли страх и беспокойство.

— Садись за стол, — велела я. — И рассказывай.

А сама достала бутыль с настоем на травах и налила в глиняную чашку. Всё же Елька — девица впечатлительная. Чего увидела — и сразу в крик. Поэтому, дабы сама успокоилась и больше рыдать не вздумала, пусть вот травок попьёт. Всё одно польза для организма, это я как лекарка говорю.

Поставила перед Елькой, которая явно немного робела в чудом доме, чашку.

— Пей.

Она поколебалась минутку, но всё же выпила отвар. Сделала глубокий вдох. А потом так тихо-тихо сказала:

— Леля змей унёс.

Я приподняла бровь и села напротив. Даже отодвинула в сторону стоявший в центре стола горшок с медом, чтобы лучше видеть её лицо. Мёд тут не просто так стоит: вечно домашние духи прикидываются миленькими да бестелесными, но при этом норовят подкрепиться чем-то материальным. И желательно повкуснее. Один без ума от сладостей, другому — вяленую рыбу подавай да пиво домашнее. А ещё домовые, называется, никаких денег на них не хватит — кормить постоянно эту ораву.

— Какой змей? — спросила я, пытаясь представить, как моего гибкого да ловкого Леля мог унести змей.

Воображение подсказывать отказалось.