Она догадывалась, что трио о чем-то спорило, сговаривалось, не соглашалось и опять старалось согласоваться. Она торопилась, но всякий раз, как пыталась обратиться к Иуде, он ей кивал, чтоб подождала.

В комнате было пусто, простые скамьи, столы, около стенки за занавеской какие-то бумаги и книги. Бронзовая лампа странной формы спускалась с потолка.

Разговор трех евреев продолжался долго, наконец один из них торопливо ушел, а хозяин направился к Мине.

Он ей сообщил, что гривны с трудом найти можно, но только надо выдать на них документ с печатью князя на имя казначея и полтораста гривен награды и копу куниц, и постав сукна, и…

Условий было много.

Мина не хотела ни разговаривать долго, ни торговаться; согласна была на все, принимала условия, а Иуда прибавлял все новые! Наконец заявил, что завтра не может дать денег, потому что надо их собрать.

Рассердилась девушка. Иуда стал ласковее, и после долгих и скучных споров она побежала домой. Ганс дремал у ворот, сидя на земле и прислонившись к забору.

Мина торопилась в замок торжествующая и счастливая.

Между тем Иуда другими улицами пробирался тоже в замок, к Сонке, с которой был в хороших отношениях. Ему хотелось, чтобы князь, задолжавший несколько сот гривен, разрешил скинуть их при расчете.

За это Иуда предложил любовнице перстень, однако Лысый при первом слове об уплате долга поклялся, что скорее повесит еврея, чем вернет ему хотя бы одну гривну.

Мина явилась к Пшемку с радостной вестью, гордая и улыбающаяся.

— Смотри! — вскричала она. — Кто из них помнил о тебе? Кто это для тебя устроил? Мне, никому другому, ты будешь обязан свободой.

Пшемко, полный благодарности, обнимал ее; хотелось ему хоть сейчас уехать, но пришлось ждать, пока не соберут деньги. Иуда же нарочно медлил, желая показать, что нелегко найти.

Лысый радовался, что получит гривны, которым всегда был рад, и велел музыканту играть и петь веселые песни, а сам, посвистывая, тянул напиток.

На другое утро Иуда долго не являлся, наконец пришел с писарем для составления документа, на котором Пшемко должен был положить свою печать.

Латинский текст надо было перевести и указать Иуде, где что написано, пока не убедился, что документ составлен, как он хотел.

Пшемко отказался получать и считать гривны, приказав нести и платить прямо Лысому.

Здесь уже ждали с жадностью денег Генрих Толстый, Сонка и несколько старших чиновников.

Иуда не очень-то охотно понес деньги.

Лысый, наверное бы, спорил из-за каждой монеты и веса, если бы так не нуждался в деньгах. При виде желанного серебра он стал совсем безоружным. Не дав коснуться ни сыну, ни своему казначею, сам попрятал в кровать мешки, смеясь, дрожа, ругая еврея, целуя Сонку, наливая раз за разом кубок и приказывая играть вовсю гусляру.

Вместе с Пшемком должно было получить свободу и все пленное польское рыцарство; обрадовались поэтому и заволновались все, когда им сообщили об этом, отпуская на волю.

Однако не блестящая вовсе дружина должна была сопровождать князя в Познань. Рыцари, выехавшие оттуда в дорогих латах и вооружении, теперь вышли из рук победителя в отрепьях, дочиста ограбленные. Никто лучше солдат Лысого не умел обирать до нитки. Никто не спасся; богатые землевладельцы шли, как нищие, в накинутых на плечи покрывалах, которыми снабдили их из жалости; насчет лошадей не смели и замкнуться. Князю выбрали лучшего коня из числа тех, которых привели с собою спутники Мины. Кое-кто из мещан и солдат купил старых кляч в долг, за поручительство, так как денег у них не было.

Хотя время было уже позднее, когда все пленники приготовились в путь, Пшемко хотел немедленно тронуться. Лысый настаивал, чтобы выпить мировую. Пришлось согласится.

Униженный, бледный, вошел в комнату Пшемко. Лысый, как всегда, лежал на постели с Сонкой и музыкантом по бокам, веселый, сумасбродствующий и подвыпивший.